* * *
В метро, в районе окружной, Стал слышен этот грозный звук, Как будто механизм взрывной Под городом включился вдруг, Как в сердце, где растет изъян И разрываются края. Вдали я видел башню ГАН, И там решалась жизнь моя. К своей голгофе персонал В кабинах лифтовых спешил. Рой секретарш внутри сновал И макияжем дорожил. Внизу ползла через туннель Махина движущихся масс, Ища неназванную цель,- И шанса не было у нас.* * *
Человек на другой платформе близок к концу пути. Это заметно. Я и сам уже не в начале. Почему мне жалко его? Почему конкретно? На платформе рядом со мной двое влюбленных, Они не смотрят на человека (Псевдовлюбленных, потому что он давно облысел) И продолжают целоваться, Двое влюбленных, искренне убежденных, Что один мир существует для них, другой - для этого человека, Человека напротив, Который встает и собирает свои пакеты из «Призюника», Теперь уж точно приближаясь к концу пути. Знает ли он, что Иисус Христос умер ради него? Он встает, собирает свои пакеты, Плетется в конец платформы, где турникеты, И там, за лестничным поворотом, Исчезает. Последний рубеж обороны против либерализмаМы отрекаемся от идеологии либерализма, ибо она не способна наполнить нашу жизнь смыслом, указать нам путь к мирному сосуществованию индивида с себе подобными в обществе, заслуживающем называться человеческим.
Впрочем, она таких задач и не ставит - ее цели совсем иные.
Мы отрекаемся от идеологии либерализма во имя энциклики Льва XIII - той, где о социальной миссии Евангелия,- руководствуясь теми же мотивами, по которым библейские пророки проклинали Иерусалим и призывали погибель на его голову;
И пал Иерусалим, и, чтобы восстать из праха, ему потребовалось четыре тысячелетия.
Доказано и не подлежит сомнению: любое человеческое деяние все в большей и большей степени оценивается исходя из критериев чисто экономических, из показателей математических, которые можно представить в виде импульсов электрических.
Это неприемлемо для нас, и мы будем бороться за то, чтобы взять экономику под контроль и подчинить ее иным критериям, которые я не побоюсь назвать моральными.
Ибо, когда увольняют три тысячи человек и я слышу при этом болтовню о социальной цене реформ, меня охватывает бешеное желание задушить собственными руками пяток-другой аудиторов -
По мне, так это и будет настоящей реформой,
Практической мерой, согласной с натурой
И сходной с гигиенической процедурой.
«Доверяйте частной инициативе!» - талдычат они на каждом углу, словно заведенные, словно старинные механические будильники, однообразный лязг которых приводит нас в состояние бессонницы, изматывающей и повсеместной.
На это мне нечего им сказать, кроме того, что по своему опыту, удручающе часто повторяющемуся, мне известно:
Частное лицо (я имею в виду, разумеется, человеческого индивида) - это, как правило, животное, иногда жестокое, иногда жалкое, доверять инициативе которого можно лишь в том случае, если сдерживать и направлять ее жесткими и непререкаемыми моральными принципами, словно палкою. А как раз этого и не предусмотрено.
Идеологией либерализма, понятное дело.
* * *
«Смысл жизни - это любовь»,- Повторяют нам вновь и вновь, Но слова не заменят дело, Если тело не чувствует тело. Смысл жизни, видать, не для нас. Над Парижем «Тур Монпарнас» Зажигает огни этажей, И мы мчимся на зов миражей. Наша жизнь - рекламный клип, Гипермаркетов круговерть, Где и думать забудешь про смерть И о том, что ты снова влип. Обожженной сетчаткой глаз - В паутину ярких огней. Город вскармливает палачей, Отвращением потчуя нас. Сам не зная, чего хочу, Покупаю порножурнал. В нем жестокий разврат правит бал: Может, вечером подрочу. А потом, отбросив журнал, На матрасе засну, как скот. Я ребенком по дюнам гулял, Собирая цветочки, и вот Где мечты мои, где цветы? Я ребенком по дюнам гулял, На песке оставляя следы.