* * *
Я тут, я на матрасе весь, И наша тяга обоюдна, Но часть меня уже не здесь, И ей вернуться будет трудно. Мы в шкуре собственной дрожим, Кровь заставляя суетиться. Как по субботам мы спешим, Принарядясь, совокупиться! Я взглядом упираюсь в дверь, В нее был вложен труд немалый. Мы кончили. И я теперь Пойду на кухню спать, пожалуй. Я вновь дыханье обрету На кафельном нестрашном льду. Ребенком я любил конфеты, Теперь мне все равно и это.* * *
К Дурдану рвется поезд скорый. С кроссвордом девушка. Одна. Не завожу с ней разговора, Пусть время так убьет она. Как монолит на ровном месте, Рабочих движется орда. Все независимы, но вместе; Пробили воздух без следа… Как плавны рельсов повороты, Вот пригородов первых свет. Час пик. Народ спешит с работы. Ни времени, ни места нет.* * *
В метро, уже полупустом, Народ почти что ирреальный. Игру затеял я притом, Опасную потенциально. Догадкой поражен, что вкус Свободы без последствий сладок, Я тут же свой теряю курс, И обхожусь без пересадок. Проснувшись, вижу: Монпарнас, Здесь сауна для натуристов… Весь мир на место встал тотчас. Но грустно мне среди туристов.* * *
Миг простодушья или транса, Абсурдность встречи с кенгуру. Спастись нет никакого шанса: Я окружен толпой гуру. Как средство лучшее от боли Мне смерть свою хотят продать. Они лишь призраки, не боле, Но могут телом управлять. Вся флора бешено плодится И этим нагоняет грусть, А светлячку дано светиться Одну лишь ночь, и всё. И пусть. Мы смысл существованья новый Опять находим без труда. Шумим, шумим, круша основы, А гусь - он лапчатый всегда.* * *
Душа под солнцем распростерта На грозном берегу морском. Разбужена волной, не стерта Боль, скопленная в нас тайком. Без солнца что бы с нами было? Отчаянье, унынье, страх, Вся жизнь - бессмыслица и прах. Мир солнце умиротворило. Расплавленный полудня жар. И в неподвижности, в истоме Смерть телу видится как дар: Забыться, быть в тактильной коме. Вот потянулся океан - Проснувшись, зверь скребет когтями. Закон вселенной не был дан. Что стало бы без солнца с нами?* * *
Их на песке сложили в ряд Под светом, яростным, как стронций. Тела ждет медленный распад; Дробятся камни здесь от солнца. Валы лениво в берег бьют, И свет, скорбя, меняет лики. Бакланы здесь еще живут, И в небе жалобны их крики. Такая жизнь на вкус во рту Как лимонад, где газа нету. Под солнцем жизнь и на свету, Под солнцем и в разгаре лета.* * *
Самоанализа урок, К сочувствию привычка впрок, Прогорклый привкус давней злобы, Вербеновый экстракт особый. Приют «Аркадия». А там Пустые стулья, мертвый хлам. Жизнь, разбиваясь о колонны, Рекою растеклась бездонной. Утопленники. Груда тел. Над ними свод остекленел. Река весь город затопила, В погасших взглядах злая сила.* * *
Вокруг горы стоял туман густой; Я двигатель проверил - все в порядке. Дождь был тягучий и как будто сладкий (Я понял, что не справлюсь с тошнотой). Вдруг вспыхивали яркие зарницы, В картине мира высветив одно: Здесь страх и голод царствуют давно. Хотел бы я бесчувственным родиться. Голодных нищих муравьиный рой Метался под дождем и тек рядами С открытыми, как для охоты, ртами, Дорогу всю заполонив собой. День убывал, но медля, неохотно, Как сон дурной, как грязная вода. Здесь примирения не будет никогда. День кончился. Совсем. Бесповоротно.* * *
Я над рекой, впадавшей в море, плыл. Рой плотоядных итальянцев рядом. И запах трав так свеж под утро был, Что я к добру поплыл с открытым взглядом. Кровь мелкой живности (ей счета нет) Поддерживает весь баланс природный. Их кровь, и внутренности, и скелет Нужны, чтоб чья-то жизнь была свободной. Среди травы их отыскать легко, Лишь стоит кожу почесать несильно. Растительность взметнулась высоко: Могильщица, она растет обильно. Я в сини плыл, объятый тишиной, В отчаянье почти нечеловечьем. Плыл между облаками и войной, Меж низостью и этим небом вечным.