Оставаться живым

Продолжайте. Не бойтесь. Худшее позади. Конечно, жизнь еще потерзает вас, но вас с ней уже мало что связывает. Помните: вы, в сущности, уже умерли. Теперь вы один на один с вечностью.

Погоня за счастьем

Гипермаркет, ноябрь Я плюхнулся сперва в прилавок морозильный; Расплакался, струхнул, конечно, но не сильно. Мне кто-то пробурчал, что от меня разит; Я двинулся вперед, приняв нормальный вид. Весь пригородный люд, разряженный и злой, Сновал туда-сюда вдоль стеллажей с водой. Плыл над рядами гул арен и мрачных оргий; Я мирно брел себе походкою нетвердой. Потом я вдруг упал у сырного отдела; Купившие сардин две женщины в летах Шли мимо, и одна другой сказала: «Ах, Такой молоденький, ну разве это дело?» Две грозные ступни мне заслонили зал: Явился продавец блюсти порядок купли. Людей смущал мой вид и дорогие туфли; Последний раз я вел себя как маргинал. Непримиримый Мой отец, неотесанный злой идиот, Пьяно грезил, уставившись в телеэкран, С торжеством наблюдая, как прахом идет За несбыточным планом несбыточный план. Обращался он с сыном, как с крысой чумной; Я ему никогда не умел угодить: Он хотя бы за то недоволен был мной, Что имел я все шансы его пережить. Умирал он в апреле, метался, стонал, Взглядом бешеным гневно пространство сверлил, Был весной недоволен, похабно шутил, Три минуты дерьмом мою мать поливал. Перед самым концом, одинокий как волк, На мгновение вдруг перестал он стонать. Улыбнувшись, сказал: «Я наделал в кровать». А потом захрипел и навеки умолк.

* * *

Я умников боюсь и их дрянных затей, Лишающих меня моих амфетаминов. Зачем же отнимать единственных друзей? Я так устал, я - прах, и жизнь распалась, минув. Все эти лекари, подобно гнойникам, Мой иссосали мозг - кто их нудить заставил? Но я-то жил и жив помимо норм и правил. Плевать! Такую жизнь задаром вам отдам. Порою по утрам от ломки так корячит, Что впору завопить. Но боль пройдет. Плевать! А уж на здравоохранение тем паче. По вечерам, один, я падаю в кровать, Я Канта перечту, а день свой вспоминать - Как вскрыть нарыв. Плевать! И не могу иначе.

* * *

Мое тело - наполненный кровью мешок. Чуть глаза приоткрыв, я лежу в темноте. Я боюсь приподняться - в моем животе Что-то гнусное булькает между кишок. Будь ты проклята, плоть, что взяла меня в плен Беспокойства и боли. Постель вся в поту. Между ног бесполезно торчит в пустоту, Словно губка набрякшая, вздувшийся член. Будь ты проклят, Христос, для чего, мне ответь, Ты нам тело непрочное это даешь? Все уходит в трубу, ничего не вернешь. Мне не хочется жить, я боюсь умереть.

* * *

Люблю лечебницы, вместилища мученья, Где чахнут старики, студентам напоказ, Бездушным циникам, исполненным презренья, Жующим свой банан с тупым прищуром глаз. В палатах чистых, но привычных к вечной драме, Их ждет небытие, несчастных стариков, Когда, синюшные, они встают утрами, И каждый все отдать за курево готов. Они встречают день почти беззвучным охом, Забыв, что значит мысль, забыв, что значит смех, Их ожидает то, что ожидает всех В конце последних дней, перед последним вздохом,- Слова, знакомые уже наперечет: Я сыт… Спасибо… Сын придет в конце недели… Как все внутри горит… Мой сын еще придет… А сын все не идет. А пальцы побелели.

* * *

Какое множество сердец на свете билось! В обшарпанных шкафах шушукаются вещи, И так печальны их рассказы и зловещи О людях, чья любовь разбилась и забылась. Там холостяцкая посуда притулилась, Здесь наводящие невольную унылость Осколки юности вдовиц и старых дев - То, чем живут шкафы, минувшим завладев. Пожитки прибраны, и жизнь подобна спячке: Прогулки, магазин - все та же череда, Ни телевизор не утешит, ни еда. А старость все гнусней, и все тошней болячки - И вот уже с землей смешался прах случайный, Любовью преданный и обойденный тайной.

* * *

В свои семнадцать лет была моя сестрица Дурнушкой, и ее прозвали в школе Будкой. Однажды в ноябре она пошла топиться. Ее спасли; вода была гнилой и мутной. Как крыса жирная под жаркою периной, Она свернулась и мечтала о бесплотной, О беззаботной, целомудренной, невинной, О тихой жизни, о почти что мимолетной. Наутро тень она увидела - то ближе, То дальше на стене, и, как во сне, в тревоге Пробормотала мне: побудь со мной, я вижу Исуса, он идет, он стер, бедняга, ноги. Шепнула: я боюсь, побудь со мной, присядь. Ведь это вправду он? Дай мне скорей одеться. Взгляни-ка, там дома… Народ… Как бьется сердце! Там так красиво. Для чего же мне страдать?