* * *
Желание больше ничего не делать и, главное, не чувствовать ничего, Внезапная потребность умолкнуть, отстраниться ото всего, И, созерцая мирный, красивый Люксембургский сад, Быть старым сенатором, одряхлевшим под грузом наград. И больше ничто - ни дети, ни их кораблики, ни музыка главное,- Не нарушит мою отрешенность, почти атараксию, такую славную, Ни любовь - это главное,- ни страх, ни сердца сжатие… Ах, больше никогда не вспоминать объятия! Возможный конец пути Что душу теребить? Я все же твердо знаю, Что жил и видел жизнь людей и диких трав. Я не участвовал, но все же твердо знаю - Особенно сейчас, на склоне дня,- что прав. Вокруг со всех сторон такой знакомый сад - Теперь я искушен в своем надежном знанье И этих ближних троп, и дальних эстакад, И скуки отпусков, и скуки мирозданья. Да, здесь-то я и жил, жил на излете века, Неплохо жил, при всех уходах и растравах (Ожоги бытия - от солнца и от ветра); Теперь покоиться хочу вот в этих травах. Подобно им, я стар. Я юн, подобно им, И полон шороха весеннего природы, И прожил, как они, смят, но невозмутим, Цивилизации оставшиеся годы.* * *
Рассвет стремительного солнца - Вот так бы в смерти преуспеть! А людям - лишь бы все стерпеть: Мой бог, да что им остается? Нам не по силам, не с руки Сносить тоски осенней стоны, Мой бог, а жизнь так монотонна И горизонты - далеки. Зима - ни звука, ни следа: Стою один во всей вселенной; Как голубой кристаллик льда, Мечта чиста и совершенна.* * *
Ностальгия мне незнакома, Но завидую я старикам, Их холодным как смерть рукам И глазам, нездешним как кома. Незнакома мне жажда признанья, Но завидую я нахалам И ревущим детишкам малым, Что умеют быть в центре вниманья. И опять, свалившись в кровать, До утра, как всегда, буду ждать я Стука в дверь, ледяного объятья; По ночам я учусь умирать.* * *
В Венеции, у парапета, Я думал о тебе, Лизетта: В той базилике золотой Ты стать могла бы мне женой. Вокруг толпа спешит, пестрея, И хочет жить еще быстрее. А я старик - внутри и вне: Одна любовь осталась мне. Последние времена Ожидают тяжелые нас времена, Ожидают нас ночи немыслимой боли. Будем сглатывать слезы, пьянея от соли. Жизни нашей вот-вот оборвется струна. Где любовь? Заблудилась в потемках она. Будем рвать торопливо письмо за письмом, Лучший друг обернется заклятым врагом, Будет путь в никуда, и дороги без цели, И пески раскаленные вместо постели, Будет страх, что таится за каждым углом, Он крадется, как память, по следу за мной И безмолвно смеется у меня за спиной; Его цепкие пальцы крепки словно сталь, И хрустальны глаза, устремленные вдаль, Он над миром висит, будто нимб ледяной. Ожидает нас смерть. Это факт, милый друг. Время выпустим мы из слабеющих рук. Все, что знали и прожили я или ты, Проплывет перед взглядом у смертной черты, Сожаленье мелькнет - и все кончится вдруг.* * *
Народ, который любит жизнь, Познать Создателя стремись. Но снова только ночь вокруг Да сердца стук.* * *
Вот фотографии детей, Вот безусловная любовь. Но нам не избежать смертей, На небе встретимся мы вновь.* * *
Да правда ли, что есть там кто-то в самом деле, Кто после смерти нас с любовью примет всех? Я холод сотен глаз встречаю с дрожью в теле; Я к людям ключ ищу - нет, это просто смех. Да правда ль, что помочь друг другу могут люди, Что можно счастья ждать и не в тринадцать лет? Есть одиночество, где шанс на помощь скуден; Твержу я про любовь, которой, знаю, нет. Я в центр выхожу под вечер, к ночи ближе, В моих глазах мольба, иду на зов огня. Бульвары золотом струятся по Парижу; Как сговорились все не замечать меня. А ночью я звоню, приникнув к телефону: Набрать, один гудок, и трубку положить. Тень прячется в углу, вблизи магнитофона, Беззубый скаля рот,- ей некуда спешить.* * *
Чудовищная смесь бесчисленных прохожих Плывет по улицам. Свод неба извращен. Зеленые тона - всё новые, еще - Я создаю. Вот пудель рядом ожил. О Шопенгауэр, я мысленно с тобой. Тебя люблю и различаю в бликах окон: Сей мир безвыходен. Я старый шут с пороком. Здесь очень холодно. Прощай, Земля. Отбой. В конце концов все разойдутся по домам, Формулировка ироничная весьма. Откуда знать мне, кто успел тут поселиться? Здесь есть и санитар, и должностные лица. И есть друзья у них - я думаю, немало. Я подошел к стене. Я размышляю вяло, Пока галдят они, как полчище горилл; Я видел клетки их, когда глаза закрыл. Я в восемь по утрам иду вдоль стен церквей, Я вижу в транспорте старушек умиранье; И скоро свет дневной замрет, замрет за гранью. И тут встает вопрос о смысле всех Церквей.