Свою кровать он уступил Кристине, а сам стал укладываться в гостиной после того, как все пошли спать. Перед тем как погасить свет, достал фотографию своего особенного человека – Вербецки с бенгальскими огнями – и несколько секунд задумчиво смотрел на нее. Впервые на его памяти он не прошептал имя своего давнего друга, не попросил, как он это делал еженощно, о том, чтобы пропавшие вернулись. Какой смысл? У него было такое чувство, что он пробудился ото сна, в который был очень долго погружен, и не может вспомнить, что ему снилось.
«Они исчезли, – думал он. – Я должен их отпустить».
Три года назад, только поступив в университет, Том был как все студенты – обычный американский подросток, с оценками выше средних. Он хотел изучать бизнес, вступить в «крутое» студенческое братство, упиваться пивом и перепихнуться со столькими горячими цыпочками, со сколькими удастся. Первые пару дней он дико скучал по дому, тосковал по знакомым улицам и зданиям Мейплтона, по родителям и сестре, по всем своим старым приятелям, разъехавшимся по университетам разных штатов, но он знал, что грусть его временна и в какой-то степени полезна. Он не переносил, когда некоторые первокурсники говорили о своих родных городах, а порой даже о своих семьях с легкомысленным пренебрежением, будто первые восемнадцать лет своей жизни они провели в тюрьме и наконец-то вырвались на свободу.
В первую субботу учебного года он напился, раскрасил лицо – половину в оранжевый цвет, половину – в синий, – и вместе со всей бандой парней со своего этажа отправился на футбол. Все студенты, сконцентрировавшись в одном секторе крытого стадиона, орали и скандировали, как единый организм. Том испытывал несказанный восторг, сливаясь с толпой, растворяясь в чем-то столь огромном и мощном. В тот вечер «оранжевые» победили, и на студенческой пивной вечеринке он познакомился с девушкой с такой же раскраской на лице, как у него, пошел к ней домой и обнаружил, что студенческая жизнь превосходит все его самые смелые ожидания. Он до сих пор живо помнил, как с восходом солнца возвращался от нее в свое общежитие – ботинки не зашнурованы, носки и трусы пропали без вести. По пути ему повстречался парень, такой же расхлябанный, едва держащийся на ногах – прямо его зеркальное отражение. Поравнявшись друг с другом, они хлопнули друг друга по ладоням в знак приветствия, и хлопок этот торжествующим эхом разнесся в тишине раннего утра.
Через месяц все было кончено. 15 октября занятия отменили; им дали неделю на то, чтобы собрать вещи и освободить кампус. Та последняя неделя осталась в его памяти расплывчатой картиной недоуменных прощаний: корпуса общежитий постепенно пустели, из-за какой-нибудь закрытой двери слышался приглушенный плач, студенты тихо бранились, засовывая в карманы свои телефоны. Было несколько отчаянных вечеринок, одна из которых закончилась безобразной дракой. Наскоро организованная панихида на крытом стадионе, на которой ректор мрачно зачитал фамилии учащихся и сотрудников университета, ставших жертвами того, что совсем скоро станут называть Внезапным исчезновением. В списке были имена преподавателя психологии и девушки, с которой он посещал английский и литературу, принявшая смертельную дозу снотворного после того, как она узнала об исчезновении сестры-близняшки.
Том не сделал ничего предосудительного, но помнил, что его не покидало непонятное чувство стыда – личной несостоятельности – оттого, что он возвращается домой так скоро после отъезда, словно он провалил экзамены или его исключили за недостойное поведение. Правда, для душевного спокойствия возвращение домой имело свои плюсы: он убедился, что его родные живы, на месте, хотя сестра, судя по всему, была на волосок от смерти. Том пару раз спрашивал ее про Джен Сассман, но она отказывалась отвечать – то ли ей было тяжело говорить об этом – так думала мама, – то ли ее просто уже тошнило от всей этой сверхъестественной жути.
– Что ты хочешь от меня услышать? – вспылила Джилл. – Она просто испарилась, ясно?
На пару недель они затаились, сидели дома вчетвером, смотрели фильмы на DVD, играли в настольные игры, – лишь бы отвлечься от истеричного однообразия теленовостей, в которых назойливо повторяли одни и те же немногочисленные основные факты, сообщали об увеличении количества пропавших (число постоянно росло) и передавали интервью за интервью с перепуганными очевидцами, рассказывавшими примерно одно и то же: «Он стоял рядом…», «Я отвернулся всего лишь на секунду…», после чего их голоса ломались, сходили на нет, они смущенно хмыкали.