— Зовите меня Хетти.
Это позабавило его при данных обстоятельствах. Она извинилась за свою неловкость — просто она не хотела быть слишком официальной. Если он — Бак, значит она — Хетти.
— Думаю, нам не стоит продолжать говорить об этом, — сказал он, — я только хотел сообщить вам новости. Я думал, что, может быть, вы уже знали.
— Нет-нет! Повторзю, я вам очень благодарна. Не позвоните ли вы мне еще как-нибудь в другой раз? Вы такой прекрасный человек, я очень ценю то, что вы сделали для меня. Хотелось бы услышать вас еще раз. Сейчас так страшно. Одиноко.
Он не стал спорить с этим. Удивительно, но ее просьба совсем не звучала как приглашение провести время вместе. Она казалась вполне искренней, и он был уверен, что такая она и есть. Приятная, испуганная, одинокая женщина, весь мир которой перевернулся, как и у него, и у всех других, кого он знал.
Когда Бак отошел от телефона, он заметил как из-за конторки ему машет молодая женщина.
— Послушайте, — шепотом сказала она ему, — мне не разрешили сделать объявление из-за опасения, что может начаться столпотворение, но нам стало известно, что «ливрейные компании» объединились и перенесли свой коммуникационный центр на среднюю полосу около перекрестка Маннгеймской дороги.
— Где это?
— Совсем рядом с аэропортом. Сейчас нет никакого движения ни к терминалу, ни от него. Полный затор. Но если вы дойдете пешком до перекрестка, вы наверняка найдете там ребят с портативными рациями, вызывающих и отправляющих лимузины.
— Представляю цены!
— Даже не представляете!
— Но представляю очередь!
— Как очередь на прокат автомобилей в Орландо, — сказала она.
Баку не приходилось стоять в этой очереди, но он мог ее представить. Именно так все и оказалось. Добравшись с группой людей до перекрестка Маннгеймской дороги, он нашел там диспетчеров в окружении большой толпы.
Периодически провозглашавшиеся сообщения привлекали всеобщее внимание.
— Мы полностью загружаем каждую машину. Сто баксов с человека в любой пригород. Только наличными. В Чикаго мы не ездим.
— Кредитные карточки не принимаете? — гаркнул кто-то.
— Повторчю, — повысил голос диспетчер, — только наличные. Если наличные или чековая книжка имеются у вас дома, можете попросить водителя поверить, что вы расплатитесь там.
Он перечислял компании и направления, которые они обслуживают. Пассажиры, стоявшие в очереди у обочины, быстро заполняли машины.
Бак расплатился за рейс в северные пригороды международным чеком в сто долларов. Через полтора часа он занял место в лимузине с другими попутчиками. Убедившись, что его сотовый телефон по-прежнему не работает, он дал водителю пятьдесят долларов, чтобы воспользоваться его телефоном.
— Никаких гарантий, — сказал тот, — иногда удается прорваться, иногда нет.
Бак подключил телефон к своему компьютеру и набрал номер Люсинды Вашингтон.
— Вашингтон слушает, — ответил мальчик-подросток.
— Камерон Уильямс из «Глобал уикли» просит Люсинду.
— Мамы нет, — ответил молодой человек.
— Она еще в бюро? Я хотел спросить ее, где я мог бы остановиться поближе к Вокегану.
— Мамы нет нигде, — ответил мальчик, — я остался один. Мама, папочка — все ушли. Исчезли.
— Ты в этом уверен?
— Вот их одежда, там, где они сидели. Даже контактные линзы отца поверх купального халата.
— Прости, сынок!
— Все нормально. Я знаю, где они, я ничуть не удивлен.
— Ты знаешь, где они?
— Вы знаете мою маму, поэтому вы должны знать, где она. Она на небесах.
— А как ты? Есть там кто-нибудь с тобой?
— Да, здесь мой дядя. И еще один человек из нашей церкви. Наверное, он единственный, кто остался.
— Значит, ты в порядке.
— Да.
Камерон свернул телефон и отдал водителю.
— Посоветуйте, где бы мне можно было остановиться, чтобы утром вылететь из Вокегана?
— Дорожные отели, наверняка, переполнены, но на Вашингтонской дороге есть пара ночлежек, куда, пожалуй, вы смогли бы втиснуться. Это довольно близко от аэродрома. Тогда вы — мой последний пассажир.
— Сойдет. В этих притонах найдется телефон?
— Телефон и телевизор вы найдете там скорее, чем проточную воду.
Глава 6
Прошло много лет с тех пор, как Рейфорд Стал бросил пить. Айрин никогда не была любительницей выпить, а за последние несколько лет вообще стала совершенной трезвенницей. Она настаивала на том, чтобы в доме он не держал на виду крепкие напитки, если уж он не может обойтись без них. Она не хотела, чтобы Рейми знал, что его папочка выпивает.