– Это я знаю, – сказала она. – Ты мне сказал еще в аэропорту. А как твои жена и сын?
– Нет!
– Нет?
Рейфорд молчал. Что еще мог он сказать?
– Ты знаешь что-то определенное? – спросила Хетти.
– Боюсь, что да, – сказал он глухо. – Я нашел здесь их ночную одежду.
– О, Рейфорд, прости меня. Могу ли я тебе чем-нибудь помочь?
– Спасибо, нет.
– Ты не нуждаешься в обществе?
– Нет, спасибо.
– Я боюсь.
– Я тоже, Хетти.
– Что ты собираешься делать?
– Буду пытаться разыскать Хлою. Надеюсь, что она вернется домой сама, или же я отыщу ее.
– Где она?
– В Стенфорде, Пало-Альто.
– Мои тоже в Калифорнии, – сказала Хетти, – туда дозвониться еще труднее, чем сюда.
– Я думаю, это из-за разницы во времени, – сказал Рейфорд, – к тому же много людей в дороге.
– Я до смерти боюсь того, что произошло с моей семьей.
– Дай мне знать, когда узнаешь. Ладно, Хетти?
– Хорошо, но ты мне обещал позвонить. У меня не работал телефон, и тогда я решила позвонить сама.
– Знаешь, я мог бы соврать, что звонил, но сейчас мне слишком тяжело.
– Позвони мне, если я чем-то могу тебе помочь, Рейфорд. Знаешь, ведь иногда хочется с кем-нибудь поговорить или побыть вместе.
– Хорошо, и ты сообщи мне, когда что-нибудь узнаешь
о своей семье.
В голове у него смутно промелькнуло, что, может быть, не стоило добавлять этого. Потеря жены и сына заставила его отчетливо осознать, какие легковесные, несерьезные отношения складывались у него с этой двадцатисемилетней женщиной. Он почти не знал ее. Безусловно, то, что случилось с ее семьей, его беспокоило не больше, чем то, что он слышал в новостях о трагических событиях, не имевших к нему непосредственного отношения.
Хетти была неплохим человеком. Она была мила и дружески расположена к нему. Но прельстило его в ней не это, а ее внешняя привлекательность. Она была достаточно изящна, находчива, непосредственна, чтобы производить впечатление. Он испытывал чувство вины, что поддался этому. Теперь его скорбь смоет все, останется только обычная вежливость и внимание к коллеге.
– Мне звонят, – сказала она, – может быть, ты подождешь?
– Нет, иди. Я позвоню как-нибудь позже.
– Я еще позвоню тебе, Рейфорд.
– Хорошо.
Бак Уильямс снова встал в очередь к платному телефону. На этот раз он не стал подключать компьютер. Ему захотелось выяснить, сколько звонков он сможет сделать сам. Первым, кому он дозвонился, был Кен Ритц, точнее, его автоответчик:
– Чартерная компания Ритца. Работа в условиях кризиса. У меня есть самолеты (типа "Лир") в Палуоки и Вокегане. Но я потерял второго пилота. Могу явиться в любой указанный аэропорт, но большие аэродромы сейчас закрыты. Невозможно попасть в "Милуски", "0'Хара", "Кеннеди", "Логан", "Национальный", "Даллас", "Атланта". Я могу получить посадку на небольших, периферийных аэродромах. Но это сфера свободного, нерегулируемого рынка. Сожалею, что вынужден считаться с обстоятельствами, но плата за милю – два доллара, деньги вперед. Если я найду пассажира, который будет возвращаться из пункта вашего назначения, я сделаю для вас небольшую скидку. Эту запись я прочту вечером, а с утра начну действовать. Преимущества – самым дальним рейсам с гарантированной оплатой. Если ваша остановка окажется по пути, я постараюсь втиснуть вас. Оставьте мне сообщение, и я свяжусь с вами.
Смешно. Каким образом Кен Ритц может связаться с ним? При том, что его сотовый телефон не работал, Бак мог дать лишь адрес своей электронной почты в Нью-Йорке.
– Мистер Ритц, меня зовут Бак Уильямс. Мне нужно добраться как можно ближе к Нью-Йорку. Я могу заплатить по вашей таксе полную сумму международными чеками на предъявителя. Они оплачиваются в любой валюте по вашему пожеланию.
Нередко такие чеки были привлекательны для контрагента, так как тот мог учесть разницу в котировке валют и получить небольшую выгоду при обмене.
– Я нахожусь в аэропорту "0'Хара" и попытаюсь устроиться на ночлег где-нибудь в пригороде. Чтобы сэкономить время, вам будет удобнее забрать меня где-нибудь недалеко от Вокегана. Если у меня будет новый телефонный номер, я вам сразу же сообщу его. Пока же единственная возможность связаться – это оставить сообщение для меня по Нью-йоркскому телефону.
Бак по-прежнему не мог связаться с редакцией напрямую, но его домашний телефон работал. Он просмотрел новые сообщения. По большей части они были от коллег, искавших его и выражавших соболезнования по поводу утраты общих друзей. Затем было долгожданное письмо от Мардж Поттер, которой пришла гениальная мысль направить его по этому адресу. "Бак, если ты получишь это письмо, позвони своему отцу в Таксой. Он там с твоим братом. Мне трудно говорить тебе об этом, но они очень волнуются о жене Джеффа и детях. Возможно, у них будут какие-то новости, когда ты дозвонишься до них. Твой отец был очень рад, когда услышал, что с тобой все в порядке".
Кроме того, было еще одно сообщение – письмо от Дирка Бертона, ставшее поводом для его поездки. Его следовало перечитать еще раз, позднее. Пока же он отправил просьбу Мардж, если у нее будет время и свободная линия, сообщить Дирку, что Бак не сумел долететь до "Хитроу". Конечно, Дирку и так известно об этом, но он должен знать, что Бак не исчез и прибудет в Лондон, как только будет возможно.
Бак повесил трубку и набрал номер отца. Линия была занята, но отбой звучал не так, как если бы был обрыв линии или вышла из строя вся система. Это раздражало не так, как те причины, которые уже стали привычными. Тут он хотя бы знал, что можно будет дозвониться, только потребуется время. Если Джефф ничего не знает о своей жене Шарон и детях, он, должно быть, ушел в себя. У них были серьезные размолвки и они собирались разводиться, пока не появились дети. В последние годы брак наладился. Жена Джеффа проявила снисходительность и готовность к примирению. Сам Джефф признавал, что был удивлен, когда она приняла его обратно. "Может быть, я заслуживаю осуждения, но я умею быть благодарным", – сказал он однажды Баку. Их сын и дочь, оба похожие на Джеффа, были прелестны.
Бак набрал номер, который дала ему красивая стюардесса-блондинка, снова пожурив себя за то, что не сделал этого раньше. Телефон ответил не сразу.
– Хетти Дерхем, это Бак Уильямс.
– Кто?
– Камерон Уильямс, из "Глобал"…
– Ах, да. У вас какие-нибудь новости?
– Да, мэм, хорошие новости.
– Слава Богу, расскажите.
– Сотрудник редакции сообщила мне, что они связались с вашей матерью. У нее и у ваших сестер все в порядке.
– Спасибо вам, спасибо, огромное спасибо! Почему же они не позвонили мне? Возможно, они пытались. Мой телефон тут барахлил.
– В Калифорнии большие трудности. Обрывы линий и тому подобное, мэм. Может пройти много времени, прежде чем они смогут дозвониться до вас.
– Да, я слышала. Я вам так признательна. А как у вас? Вам удалось связаться с семьей?
– Мне сообщили, что с моим отцом и братом все в порядке. Но им ничего неизвестно относительно невестки и детей.
– А сколько лет детям?
– Точно не помню. Меньше десяти, но точно я не знаю.
– Ox! – голос Хетти прозвучал сдержанно, подавленно.
– В чем дело? – спросил Бак.
– Нет, ничего. Просто…
– Что?
– Не обращайте внимания.
– Скажите мне, мисс Дерхем.
– Помните, что я сказала вам в самолете? В новостях тоже говорят об этом. Исчезают все дети, даже не родившиеся.
– Да.
– Я не хотела сказать, что дети вашего брата…
– Я понимаю.
– Извините, что я заговорила об этом.
– Нет, все нормально. Это странно, не правда ли?
– Да. Я разговаривала по телефону с капитаном, он вел рейс, на котором вы летели. Он потерял жену и сына, а с дочерью все в порядке. Она тоже в Калифорнии.
– Сколько ей лет?
– Думаю, около двадцати. Она учится в Стенфорде.
– О-о!
– Мистер Уильямс, как вы себя называете?
– Бак. Это прозвище.
– Ладно, Бак. Я знаю, как лучше сказать о вашей племяннице и племяннике: будем надеяться, что они – исключение, что с ними все в порядке.