– Вопрос в том, что я уже сделал это, а теперь попытайся ты.
Охранник подбежал к ним.
– Доктор Розенцвейг будет здесь через минуту.
– У меня к нему один вопрос! – воскликнул Миллер.
– У тебя их нет, – сказал Бак. Потом повернулся к охраннику:
– У него нет вопросов.
– Пусть старик сам решает, – сказал охранник. Вдруг он неожиданно резко отступил в сторону, увлекая за собой Бака и Миллера. По коридору шли четыре человека в темных костюмах, окружавшие самого Николае Карпатиу.
– Извините меня, джентльмены, – сказал Карпатиу, – прошу прощения.
– О-о-о! Мистер Карпатиу, сэр. Я хочу сказать, президент Карпатиу! воскликнул Миллер.
– Сэр? – сказал Карпатиу, оглянувшись на него, и охранники нахмурились.
– Хелло, мистер Уильямс, – сказал Карпатиу, обращаясь к Баку, – или я должен называть вас "мистер Орешкович"? А может мне следует сказать "мистер Планк"?
Наглец сделал шаг вперед.
– Эрик Миллер из "Сиборд мансли".
– Мне это прекрасно известно, мистер Миллер, – сказал Карпатиу, – но для приема уже слишком поздно. Если вы позвоните мне завтра, я поговорю с вами по телефону. Этого достаточно?
Миллер выглядел подавленным. Он кивнул и попятился.
– А я-то думал, что вас зовут Планк! – воскликнул охранник, вызвав смех у всех, кроме Миллера.
– Заходите, Бак, – сказал Карпатиу, – жестом приглашая Бака следовать за ним. Бак промолчал.
– Вас ведь так зовут, не правда ли?
– Да, сэр, – ответил Бак, отдавая себе отчет, что об этом не было известно даже Розенцвейгу.
После разговора с Хетти Рейфорд чувствовал себя скверно. Все сложилось хуже некуда: ну почему он не допускал ее на свои рейсы? Она вела бы себя более спокойно, и это облегчило бы ему возможность назвать подлинные причины ее приглашения на обед.
Как теперь подойти к Хлое? На самом деле, собираясь поговорить с Хетти, он больше думал о возможности общения с Хлоей. Но разве мало она увидела? Не должно ли его приободрить то, что она захотела приобрести новый видеомагнитофон вместо украденного? Он спросил ее, не хочет ли она полететь с ним в Нью-Йорк ночным рейсом, но она ответила, что предпочитает остаться дома и подготовиться к занятиям. Он хотел настоять на своем, но не посмел.
После того как она отправилась спать, он позвонил Брюсу Барнсу и рассказал ему о своих неурядицах.
– Ты чересчур изводишь себя, Рейфорд, – сказал см" тот. – Мне тоже казалось, что говорить о нашей вере сейчас будет легче, чем когда-либо, но я постоянно наталкиваюсь на определенного рода сопротивление.
– Особенно тяжело, когда это твоя дочь.
– Я могу это понять, – откликнулся Брюс.
– Нет, не можешь, – сокрушенно сказал Рейфорд. – Но не будем об этом.
У Хаима Розенцвейга был прекрасный люкс из нескольких комнат. Телохранители заняли места у входа. Карпатиу пригласил Розенцвейга и Бака в небольшую гостиную, затем снял пальто и аккуратно положил
его на спинку дивана.
– Устраивайтесь поудобнее, господа, – сказал он.
– Я вам не помешаю, Николае? – шепотом спросил Розенцвейг.
– Что вы говорите, доктор! – сказал Карпатиу- Вы ведь не против, Бак?
– Конечно, нет.
– Вы не возражаете, если я буду называть вас Бак, хорошо?
– Нет, сэр, но обычно так меня называют коллеги…
– В вашем журнале, я знаю. Они называют вас так потому, что вы нарушаете общепринятые традиции и обычаи, правильно?
– Да, но как…
– Бак, сегодня самый невероятный день в моей жизни. Мне был оказан здесь такой великолепный прием. Люди отнеслись с большим вниманием к моим предложениям. Я потрясен тем, что вернусь в свою страну счастливым и удовлетворенным. Мне предлагают побыть здесь еще. Вам это известно?
– Я слышал об этом.
– Меня поразило, что все эти разнообразные конференции в Нью-Йорке на протяжении ближайших нескольких недель будут посвящены проблемам международного сотрудничества, в чем я крайне заинтересован,
не так ли?
– Да, совершенно верно, – ответил Бак. – Мне поручено написать обзор этих конференций.
– Значит, мы лучше узнаем друг друга.
– Я буду надеяться на это, сэр. Я был искренне тронут вашей сегодняшней речью в ООН.
– Спасибо.
– Доктор Розенцвейг очень много рассказывал мне о вас.
– Так же как мне он рассказывал о вас. В дверь постучали. На лице. Карпатиу отразилось неудовольствие.
– Я надеялся, что нам никто не будет мешать. Розенцвейг медленно поднялся, прошел шаркающей походкой к двери и тихим голосом выяснил, в чем дело. Потом он повернулся к Баку и сказал:
– Мы должны оставить его одного на несколько минут, – шепотом сказал он, очень важный телефонный разговор.
– О нет, – откликнулся Карпатиу, – я позвоню позже. Эта встреча имеет для меня большое значение…
– Сэр, – прервал его Розенцвейг, – это президент.
– Президент?
– Президент Соединенных Штатов!
Бак быстро встал, чтобы вместе с Розенцвейгом выйти из комнаты, но Карпатиу настоял на том, чтобы они остались.
– Не такое уж я сановное лицо, чтобы не разделить эту честь с моими друзьями – старым и новым. Сидите!
Они уселись, и он нажал кнопку громкоговорящего телефона.
– Николае Карпатиу слушает!
– Мистер Карпатиу, это Фитц, Джеральд Фитцхью.
– Мистер президент, для меня высокая честь говорить с вами.
– Замечательно, что вы посетили нашу страну,
– Благодарю вас за поздравление по случаю моего вступления в должность президента и немедленное признание моей администрации.
– Вы прекрасно там справились. Сначала я не вполне был уверен в успехе, да и вы, наверное, тоже.
– Совершенно верно. Я понемногу привыкаю.
– Берите пример с человека, который уже шесть лет сидит в седле. К этому вы никогда не привыкнете. Просто в нужных местах у вас появятся мозоли, если вы понимаете, что я имею в виду.
– Да, сэр.
– Я звоню вам вот по какому поводу. Мне стало известно, что вы пробудете здесь дольше, чем предполагали первоначально. Я хочу, чтобы вы провели день-другой в гостях у меня и Вильмы. Вы сможете?
– В Вашингтоне?
– У нас в Белом доме.
– Это будет для меня большой честью.
– Хорошо, тогда я попрошу, чтобы с вашими помощниками согласовали точную дату, но не следует это откладывать, поскольку скоро начнется сессия конгресса, и мне хотелось бы, чтобы вы выступили перед ними.
Карпатиу кивнул головой, и Бак подумал, что тот испытывает сильный прилив эмоций.
– Это будет очень большой честью для меня.
– Что касается общих проблем, ваша сегодняшняя речь и пресс-конференция это просто замечательно. Жду нашей встречи.
– Мои чувства взаимны.
На Бака все это не произвело такого впечатления, как на Карпатиу и Розенцвейга. Он давно потерял пиетет перед президентами США, особенно перед этим, который настаивал на том, чтобы его звали Фитц. Бак делал материал о Фитцхью как о Человеке года – Баку принадлежала первая часть, Фитцу – вторая. С другой стороны, не каждый же день случается, что ты сидишь в комнате и вдруг! – звонок президента Соединенных Штатов.
Казалось, что некоторое время Карпатиу находился под впечатлением звонка президента, но почти сразу он переменил тему.
– Бак, я готов ответить на все ваши вопросы и дать вам то, в чем вы нуждаетесь. У вас прекрасные отношения с Хаимом. Я поделюсь с вами одним секретом – вы убедитесь, что это сенсация. Но, прежде всего, давайте разберемся с вашими неприятностями, мой друг. Я хотел бы помочь вам.
Бак никак не мог сообразить, каким образом Карпатиу узнал о его неприятностях. Значит, он освобожден от того, чтобы самому подводить разговор к этой теме и просить о помощи. Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Теперь вопрос заключался в том, что именно знает Карпатиу и что еще ему следует узнать?
Карпатиу выпрямился в кресле и посмотрел Баку прямо в глаза. Бак вдруг сразу успокоился и почувствовал, что он находится в безопасности. Охваченный этими чувствами он легко рассказал Карпатиу все. Все. Даже то, что его друг Дирк предупреждал его, что со Стонагалом и Тодд Котраном встречался какой-то европеец, и Бак предположил, что это был Карпатиу.