– Да.
– Он как-то сумбурно рассказал мне, что вы чуть ли не подрались или что-то в этом духе из-за интервью с этим румыном, который выступал на…
– Вообще-то, да. Но, мэм, это не было чем-то серьезным. Просто небольшие разногласия. Никакой ожесточенности.
– Я так и поняла. Но это был мой последний разговор с ним, и это сводит меня с ума. Вы помните, что вчера вечером было холодно?
– Да, как мне помнится, было прохладно, – сказал Бак, удивляясь, как резко она сменила тему.
– Было холодно, сэр. Слишком холодно для того, чтобы стоять на борту парома, не так ли?
– Да, мэм.
– И даже если он вдруг решил подняться наверх, он прекрасно плавал. В университете он был чемпионом.
– При всем уважении, мэм, это все-таки было – сколько? – тридцать лет назад?
– Но он и сейчас был хорошим пловцом, поверьте мне, я это знаю.
– Что вы хотите этим сказать, миссис Миллер?
– Я не знаю! – воскликнула она, рыдая, – Я просто хотела узнать, не прольете ли вы какой-то свет на все это. Я имею в виду, что он упал с парома и утонул. Это какая-то бессмыслица!
– Я тоже ничего не знаю, мэм. Я хотел бы вам помочь, но ничего не могу сделать.
– Я понимаю, – ответила она, – но я на что-то надеялась.
– Мэм, есть кто-нибудь, кто мог бы о вас позаботиться?
– Да, с этим все в порядке, у меня здесь семья.
– Я буду думать о вас.
– Спасибо.
Бак мог видеть отражение Хетти. Было похоже, что она еще не потеряла терпения. Тогда он позвонил своему знакомому в телефонной компании.
– Алекс! Окажи мне услугу. Если я назову тебе номер, ты сможешь сказать мне, за кем он числится?
– Только если ты никому не скажешь об этом.
– Ну ты же меня знаешь, дружище.
– Диктуй.
Бак назвал номер, который он запомнил. Через несколько секунд Алекс прочитал ему информацию с экрана своего компьютера:
– Нью-Йорк, ООН, кабинет генерального секретаря, персональная линия, минуя секретаря. 0'кей?
– 0'кей, Алекс. Я очень тебе обязан.
Бак был совершенно ошеломлен. Он ничего не мог понять. Он подошел к Хетти. Мне нужна еще минута, вы не возражаете?
– Нет. Хорошо, если мы вернемся к часу. Я не знаю, сколько будет ждать этот пилот. Он приехал с дочерью.
Бак вернулся к телефону, очень довольный тем, что ему не нужно бороться за расположение Хетти ни с Карпатиу, ни с этим пилотом. Он позвонил Стиву. Ответила Мардж, и он коротко бросил ей:
– Слушай, это я. Мне срочно нужен Планк.
– Ладно. Приятного тебе дня, – и соединила его.
– Стив, – сказал он быстро. – Твой босс уже сделал первую ошибку.
– О чем ты говоришь, Бак?
– Как я понял, твое первое задание состоит в том, чтобы объявить о назначении Карпатиу новым генеральным секретарем?
Молчание в трубке.
– Стив, где ты?
– Ты хороший репортер, Бак. Самый лучший. Как ты это узнал?
Бак рассказал ему про визитную карточку.
– Фью! Это не похоже на Николае. Я не думаю, что это оплошность. Должно быть, он сделал это специально.
– Может быть, он думал, что эта Дерхем такая пустышка, что ничего не поймет, – сказал Бак, – или что она не станет показывать мне эту карточку. Но почему он решил, что ей не взбредет в голову прежде времени позвонить по этому телефону и спросить его?
– Если она дотерпит до завтра, Бак, все будет в порядке.
– До завтра?!
– Ты никому не скажешь об этом, ладно? Нас не записывают?
– Стив, ты соображаешь, с кем ты разговариваешь? Ты что, уже работаешь у Карпатиу? Пока что ты – мой босс. Если ты не хочешь, чтобы я давал ход какой-то информации, – просто скажи мне, понятно?
– Хорошо, скажу. Тогда я расскажу тебе еще кое-что. В Ботсване, откуда родом генеральный секретарь Нгумо, большую часть территории занимает пустыня Калахари. Завтра он возвращается туда героем, первым в мире лидером, получившим доступ к израильской формуле удобрений.
– И как же он этого добился?
– Разумеется, благодаря своим выдающимся дипломатическим способностям!
– И при этом предполагается, что в этот звездный в истории Ботсваны час он не сможет одновременно заниматься делами и Ботсваны, и ООН. Правильно, Стив?
– А почему он должен делать это? Если есть кто-то, способный прекрасно его заменить. Мы ведь были в ООН в понедельник, Бак. Станет ли там кто-нибудь возражать?
– Уж конечно не ты.
– Я думаю, все пройдет блестяще.
– Стив, ты станешь прекрасным пресс-секретарем. А я принял решение занять твой прежний пост.
– Это хорошо. Только подожди до завтра, ладно?
– Обещаю. Тогда скажи мне еще одну вещь.
– Если смогу.
– К чему так близко подошел Эрик Миллер? На какой след он напал?
Голос Стива стал глухим, а интонация жесткой.
– Насчет Эрика Миллера мне известно только то, что он слишком близко подошел к перилам парома.
Глава 19
Рейфорд наблюдал, как Хлоя прогуливается по клубу "Панкон", потом выглянул в окно. Он чувствовал себя тряпкой. Изо дня в день он уговаривал себя не давить на нее, не приставать к ней. Он хорошо знал ее. Она была похожа на него. Если на нее надавить слишком сильно, она сделает наоборот. Она ведь уговаривала его отделаться от Хетти Дерхем, если та появится.
Что с ней? Раньше никогда такого не было и, наверно, больше не будет. Если Брюс Барнс прав, исчезновение праведников – только начало самого катастрофического периода истории мира. "Вот, я забочусь о сбившихся с пути людях, – думал Рейфорд. – Но я могу так переусердствовать в попытках помочь своей дочери не сбиться с истинного пути, что она угодит прямо в aд.
Рейфорд продолжал переживать о своих отношениях с Хетти. Он плохо вел себя, ухаживая за ней, и теперь вновь и вновь сожалел об этом. Теперь он не мог относиться к ней с прежним юношеским пылом.
Но больше всего его мучило то, что, как говорил Брюс, в эти дни многие могут обманываться. Следует относиться с подозрением ко всем, кто провозглашает мир и единство. Мира не будет. Не будет никакого единства. Это начало конца. Из всего происходящего родится только хаос.
Но хаос сделает еще более привлекательными миротворцев и тех, кто говорит о покое. Людей, которые не хотят признать, что за исчезновениями стоит Бог, устроит любое другое объяснение. Теперь не время для вежливых бесед, чутких убеждений. Рейфорд должен направлять людей к Библии, к содержащимся в ней пророчествам. Но вместе с тем он чувствовал, насколько ограниченно его понимание. Он всегда был эрудированным читателем, но то, что содержалось в книгах Откровения, Даниила, Иезекииля, было для него новым и непривычным. Как это ни было страшно, во всем, что там содержалось, был глубокий смысл. Он стал брать с собой Библию Айрин повсюду, куда бы ни шел, и читал ее при всяком удобном случае. Если первый пилот читал в свободное время журналы, Рейфорд вытаскивал Библию.
"Что нового в мире?" – спрашивали его. И, не смущаясь, он отвечал, что находит в Библии ответы и наставления, которых никогда раньше не замечал. А вот с родной дочерью и другом он слишком деликатничал.
Рейфорд посмотрел на часы. До часа оставалось несколько минут. Дав знать Хлое, что собирается позвонить, он позвонил Брюсу Барнсу и рассказал ему о своих раздумьях.
– Ты прав, Рейфорд. У меня тоже были такие дни, когда я переживал о том, что думают обо мне люди, не отталкиваю ли я их. Но теперь-то ты начинаешь соображать? Правда?
– Нет, Брюс. Мне нужна поддержка. Боюсь, что я стану невыносимым. Если Хлоя намеревается насмешничать или делать по-своему, я должен каким-то образом заставить ее принять решение. Она должна в точности осознать свои поступки. Она должна увидеть то, что мы нашли в Библии, и вдуматься в это. Мне кажется, что только этих двух проповедников в Израиле достаточно, для того чтобы убедиться, что все происходит именно так, как сказано в Библии.
– Ты смотрел телевизор сегодня утром?
– Здесь, в терминале, – издалека. Они дают повторы сцены нападения.