Он засунул палец в крохотную, не больше наперстка, дырочку и нащупал там что-то твердое. Расковыряв замерзшую землю, он расчистил вокруг предмета небольшую площадку и огорченно вздохнул при виде своей находки. Он-то рассчитывал найти какую-нибудь механическую деталь, что-нибудь, что могло оказаться частью взрывного устройства, а вместо этого нашел кольцо. Украшавшие его бриллиантики были забиты грязью. Он положил кольцо в конверт из плотной бумаги и оно звякнуло, ударившись о другие не менее ценные вещицы, найденные им здесь сегодня утром – затерявшееся имущество погибших. Даже спустя столько времени члены комиссии продолжали находить подобные безделушки, хотя Тьюсон знал, что многие ценности, не пострадавшие при катастрофе, но разбросанные по довольно обширной территории, останутся утерянными навсегда. Любая найденная вещица передавалась в Объединенный Совет авиакомпаний, где сверялась со списком ценных вещей, составленным с максимально возможной точностью на основе заявлений ближайших родственников или друзей погибших.
Тьюсон резко поднял голову, услышав, что его зовут. Через поле, на ходу призывно размахивая руками, к нему спешил один из его коллег. Поднявшись с колен, он с трудом побрел по заиндевевшим бороздам, продолжая шарить взглядом по земле в надежде заметить блеск металла, отыскать нечто такое, что могло бы ему помочь, подтвердить его предположения.
– В чем дело? – крикнул он, подойдя чуть ближе к своему коллеге, одетому в шерстяной спортивный костюм.
– В чем дело? Ты видел сегодняшний номер "Экспресса"? – донесся до него запыхавшийся голос. – Меня прямо из гостиницы послал за тобой Слейтер. Он хочет тебя видеть.
– О, Боже! Чем я насолил ему на этот раз?
– Думаю, ты скоро узнаешь, дружище. На твоем месте, я бы поторопился к нему.
– Да что там, в этой газете? – спросил Тьюсон, чувствуя, как в его мозгу подозрение уже зажгло красный сигнал опасности.
– Он тебе сам расскажет, если ты действительно еще ничего не знаешь, – ответил сотрудник следственной комиссии, многозначительно глядя на Тьюсона.
Тьюсон торопливо заспешил через все поле к старому мосту, соединяющему Итон с Виндзором. Вчера он мирно завтракал со своим старым знакомым, когда их беседу неожиданно прервали донесшиеся с улицы звон разбившегося стекла и крики людей. Выбежав на улицу и увидев Дэйва Келлера, склонившегося над мертвыми телами женщины и абсолютно голого мужчины, он тут же совершенно забыл о своем сотрапезнике. Мысль, не дававшая сейчас ему покоя и вызвавшая недобрые предчувствия, была связана как раз с тем, что этот старый приятель был свободным журналистом, а обсуждали они с ним причины авиакатастрофы! Тьюсон очень хорошо знал свою слабость – когда дело касалось его собственных теорий, он всегда был чересчур эмоционален, и это выражалось в его излишней болтливости. Осмотрительность, к несчастью, никогда не была свойственна его натуре.
Войдя в номер гостиницы и увидев выражение лица Слейтера, он понял, что его опасения были не безосновательны.
– Я бы хотел знать, что это значит, – сердито потребовал ответа руководитель комиссии по расследованию авиакатастрофы, швырнув Тьюсону газету через свой импровизированный рабочий стол.
Тьюсон с трудом сглотнул слюну и поднял газету дрожащими от волнения руками. В желудке сразу же образовался тугой узел, который затягивался все туже и туже, вызывая ощущение почти физической боли, по мере того как он читал набранный жирным шрифтом заголовок: "СЧИТАЕТСЯ, ЧТО ПРИЧИНОЙ ИТОНСКОЙ АВИАКАТАСТРОФЫ БЫЛА БОМБА". Внутри немного отпустило, когда до него дошел смысл написанного: это была его версия и ничья больше. Информация, на основе которой была написана статья, а зто явствовало из первых же строк, могла быть получена от кого-то из членов следственной комиссии. И хотя источник информации не раскрывался, каждому в отделе было ясно, кто им мог быть. Он лишь мельком отметил размещенную рядом небольшую заметку о загадочной смерти супружеской пары из Итона, выпавшей из окна. У его друга, свободного журналиста, был явно удачный в финансовом отношении день.
– Итак? – Ледяной тон со всей определенностью предполагал незамедлительное получение объяснений.
– Я... э-э-э... – Тьюсон не мог оторвать взгляда от заголовка.
– Это вы допустили утечку информации, не так ли?
Он покорно кивнул головой, увидя под статьей подпись своего старого приятеля. Теперь все сомнения отпали.
– Я ему не рассказывал и половины того, что здесь написано, – слабо отбивался он, одновременно быстро пробегая глазами статью. – Большая часть – чисто журналистские домыслы.
– Неужели? А с каких это пор газете нужны достоверные факты для того, чтобы напечатать статью? – Слейтер тяжело навалился на стол. – Я уже и раньше предупреждал вас, Тьюсон, о том, что вы открываете рот там, где не нужно, и не тогда, когда нужно. Из-за этой статьи мы получим взбучку от Министерства и от авиакомпании! Я знаю, в прошлом вы не раз оказывались правы с этими вашими скороспелыми теориями, но вы никогда раньше не заходили так далеко, чтобы безрассудно делать их достоянием прессы, не располагая достаточно убедительными аргументами! Это недопустимо.
– Но я же сказал ему, что это только гипотеза – что у нее нет еще доказательств!
Слейтер был уже на ногах, опираясь о стол побелевшими от напряжения костяшками пальцев, он загрохотал:
– У вас вообще не было никакого права говорить с ним на эту тему! В этой организации мы обязаны соблюдать требования секретности. Вы прекрасно знаете об этом! И, черт возьми, что дает вам основание считать, что вы уж настолько правы?
– Все, что мы узнали на данный момент, лишь подтверждает мою гипотезу взрыва! Получение доказательств – это только вопрос времени!
– А вам никогда не приходило в голову, что у меня могут быть свои идеи на этот счет? – Слейтер через стол в упор смотрел на Тьюсона. – Идеи, гораздо более обоснованные, чем ваши сенсационные умозаключения!
Тьюсон лишь озадаченно воззрился на своего начальника.
– Вы никогда не говорили мне ни о чем подобном, – сказал он.
– Некоторые из нас, прежде чем высказывать свои предположения и заявлять о них всему миру, сначала собирают факты, а затем ищут им доказательства! – Слейтер делал видимые усилия, чтобы успокоиться, затем резко опустился на стул, жестом предложив Тьюсону сделать то же самое.
Когда незадачливый обладатель очков уселся на стул, стоящий напротив стола, Слейтер, стараясь сдерживать рвущийся наружу гнев, заговорил тихим, ровным голосом:
– В определенной степени я разделяю ваше предположение о возможном наличии бомбы на борту самолета, поскольку многие обстоятельства указывают на это. Но они также указывают и на возможность другой причины аварии.
Тьюсон неохотно слушал его рассуждения.
– В марте 1974 года, – продолжал Слейтер, – в окрестностях Парижа разбился самолет Ди Си 10 турецкой авиакомпании. Факты, собранные Американским федеральным управлением авиации в ходе расследования причин аварии, очень напоминали те, которыми мы располагаем на сегодняшний день. Я помню, что тогда тоже шли разговоры о том, что в самолет, возможно, была подложена бомба. Однако, позже в конечном итоге было доказано, что в действительности вследствие дефекта в конструкции самолета во время полета оторвалась задняя дверь грузового отсека, в результате чего произошла взрывная разгерметизация. Пол пассажирского салона разрушился, и пассажиров, так и пристегнутых к сидениям, просто высосало наружу. Кабели управления, проложенные под полом от кабины пилота до самого хвоста, были разорваны, и именно это явилось причиной того, что самолет полностью потерял управление и рухнул вниз. – Он предостерегающе поднял руку, пресекая любые возражения, готовые сорваться с губ молодого следователя. – Подумайте об этом, Тьюсон. Синие и желтые отметины вдоль крыла были сделаны дверью самолета, окрашенной в цвета компании, а внезапная потеря связи – следствие того, что кабели управления были разорваны, что, в свою очередь, вероятно, привело к отказу других электрических цепей. Я признаю, все наводит на мысль о взрыве, но взрыв, произошедший в результате разгерметизации, это НЕ ПРЕДНАМЕРЕННЫЙ ВЗРЫВ!
Тьюсон продолжал хранить молчание, в его голове мысли проносились одна за другой. Да, это вполне могло быть и так! Все даже выглядело скорее именно так. Но какое-то шестое чувство говорило ему обратное.