Несмотря на то, что отцу Винсенте не было еще и сорока, он уже слышал слишком много лжи, слишком много неправды, даже если человек, говоривший ее, искренне верил в истинность своих слов, чтобы теперь усомниться в том, что ему рассказывали эти двое. Если он и обладал какой-то способностью, так это отличать факты от выдумок, правду от лжи. Он полностью верил им, но у него было опасение, не заблуждаются ли они. Ему незачем было спрашивать, верят ли они сами в Бога; по всему было видно, что нет. Вместо этого, он поднялся со скамьи и, повернувшись к ним лицом, так как они сидели во втором ряду, просто сказал:
– Давайте подумаем, что тут можно сделать.
Келлер изумился:
– Вы верите нам? – недоверчиво спросил он.
Священник сдержанно улыбнулся.
– Уже несколько недель я ощущаю какой-то гнет, нависший над городом, и этот гнет с каждым днем становится все жестче, как будто некий свинцовый груз давит на всех пас. Странные происшествия случились и в моей церкви: были перебиты статуи, перевернуты скамьи, на полу неведомо откуда появились лужицы крови, а покров на алтаре был разодран в клочья. Пока мне удалось сохранить это в тайне, я знаю, что подобные инциденты могут вызвать панику. До этого момента я относил эти происшествия на счет вандализма; но я знаю, это была лишь слабая попытка самоуспокоения – здесь явно не обошлось без вершителя зла. И кроме того, я знаю: то, что уже произошло – лишь малая часть того, что может случиться, если позволить злу собирать силы. Странные смерти, случившиеся вчера – это только начало.
– Слава Богу, у вас хватило здравого смысла правильно расценить то, что творится, – вздох облегчения сорвался с израненных губ Хоббса.
Священник пристально взглянул на него.
– Я не уверен, что вы правильно меня поняли, мистер Хоббс.
– Но вы поможете нам?
– Я сказал, подумаю, что можно сделать.
– Но вы пойдете с нами к обломкам?
Отец Винсенте кивнул.
– Я согласен с вами, если и можно что-нибудь узнать, то мы узнаем это только там.
Он повернулся к Келлеру и добавил:
– При одном условии.
Второй пилот удивленно посмотрел на него.
– Я хочу, чтобы вы имели при себе вот это, мистер Келлер, – священник сунул руку под сутану и достал что-то из кармана брюк. Он вложил какой-то угловатый предмет в ладонь Келлера и стиснул ее, пристально глядя ему в лицо.
Через несколько секунд, видимо, удовлетворившись результатом, он выпустил руку Келлера, и тот наконец увидел, что же это было. На его ладони лежало маленькое, не более десяти сантиметров длиной, деревянное распятие. Он вопросительно посмотрел на священника, но тот лишь загадочно улыбнулся в ответ. Хоббс усмехнулся про себя. Он понял намерение священника.
– Теперь, если вы позволите, я переоденусь во что-нибудь более подходящее, и мы займемся делом, – почти весело сказал отец Винсенте.
Когда он скрылся в ризнице сбоку от алтаря, Келлер повернулся к Хоббсу и спросил:
– Почему он так охотно поверил нам?
Хоббс задумался.
– Когда мы вошли сюда, я обратил внимание, что эта церковь принадлежит Августинскому братству, монашескому ордену, члены которого, помимо всего прочего, много ездят по всему миру. И мне кажется, наш добрый отец тоже побывал в разных отсталых странах, где можно столкнуться с вещами гораздо более странными, чем то, что произошло у нас.
– Более странными?
– Ты не поверишь. С другой стороны, задача духовенства в основном состоит в борьбе со злом – она является естественной частью веры в Бога. Они хорошо знакомы с любыми проявлениями зла, в любой его форме. Естественно, они не поощряют распространения о черной магии и изгнании дьявола; они не хотят, чтобы их религия выглядела в глазах изощренных скептиков как какое-то шаманство. Но они, вне всякого сомнения, верят в зло как материальную силу, которую постоянно необходимо подавлять, или, по крайней мере, держать под контролем. К сожалению, хотя тебе никогда не удастся заставить хоть кого-нибудь из них признаться в этом публично, церковь теряет свои позиции. Зло, или назови его Дьяволом, если тебе так больше нравится, начинает брать верх.
Келлер уже жалел, что позволил втянуть себя в философскую дискуссию об истинности данного сомнительного утверждения.
– А зачем он дал мне этот крест? – спросил он, чтобы хоть как-то сменить тему разговора.
– Это было испытание.
– Испытание?
– Испытание с целью проверить, сможешь ли ты его взять или нет.
Келлер покрутил в руках простой деревянный крест, с любопытством рассматривая его.
– А если б я не взял?
– Тогда, возможно, это означало бы, что ты не тот, кем ты кажешься.
Второй пилот раскрыл было рот, собираясь что-то сказать, но в этот момент к ним вышел священник со спокойной улыбкой на лице.
– Ну, что, двинемся, джентльмены? – спросил он.
На нем был черный костюм с традиционным пасторским воротничком. В руке он держал потрепанный старый портфель. Они вышли из церкви в холодную черную ночь и тут же почувствовали сожаление, что им пришлось покинуть такое уютное и надежное убежище.
По дороге Хоббс сказал, обращаясь к священнику:
– Отец Винсенте, вы видите что-нибудь в небе?
Священник взглянул вверх и покачал головой.
– Только звезды. Сегодня ночь очень ясная.
Он оторвался от созерцания неба и вопросительно посмотрел на медиума.
– А что я должен был увидеть?
На этот раз головой покачал Хоббс.
– Это неважно.
Келлер с некоторым беспокойством обратил внимание на тонкие туманные полоски, отделяющиеся от основной массы облаков и свисающие вертикально вниз, но исчезающие, не дойдя до земли. Он повернулся к Хоббсу, чтобы спросить, заметил ли он их, но невозмутимый кивок медиума ответил на его незаданный вопрос. Все трое молча продолжали свой путь, пока Келлер не нарушил молчания:
– Полиция может не подпустить нас к обломкам, – сказал он.
Они пересекли узкую дорогу и вышли в поле через широкий пролом в окружающей его ограде.
– Возможно, мне удастся убедить их, – сказал отец Винсенте.
Но этого не потребовалось, так как на поле, кроме исковерканного фюзеляжа самолета и разбросанных то здесь, то там металлических обломков, никого и ничего не было. Они ковыляли по неровному полю, в любой момент ожидая окрика "Стой!", но так его и не дождались. Глаза их уже начали понемногу привыкать к окружающему полумраку.
– Куда же они, к черту, запропастились, – ни к кому конкретно не обращаясь, пробормотал Келлер, когда они подошли наконец к тускло освещенным обломкам.
– Может, их отозвали по более срочному делу. Скажем спасибо фортуне; она избавила нас от кучи неприятных вопросов.
Они подошли к огромному конусообразному фюзеляжу аэробуса; из центральной его части торчали искореженные шпангоуты. Нижняя часть корпуса была сплющена при ударе об землю, отчего корпус потерял свою цилиндрическую форму и стал больше похож на какое-то безобразное пресмыкающееся. В поверженном величии аэробуса было что-то трагическое, трогающее за душу. Священник долго вглядывался в разрушенный корпус, затем огорченно покачал головой.
– Будет ли когда-нибудь предел размерам этих коллективных гробниц? – тихо спросил он.
Но Келлер не слышал его последней реплики, он уже решительно направлялся к отломившейся передней части Боинга. Внутри самолета все, надо думать, уничтожено, а то, что сохранилось от приборов пилотской кабины, демонтировано и увезено для тщательнейшего обследования, но Келлер, тем не менее, стремился попасть в кокпит. В этом состояла идея Хоббса: второй пилот должен попасть в обстановку, максимально приближенную к обстановке того злополучного рейса, и попытаться представить себе, что же тогда произошло, попытаться воспроизвести все свои ощущения. Попробовать психологически реконструировать события, приведшие к катастрофе!