Для нее это было слишком много.
Кризис наступил, когда Сирил привел своего любовника в дом, в ее дом. Эмили в тот вечер поздно вернулась домой из поездки в один из тех городков, которые часто посещала в поисках предметов старины; теперь такие находки становились большой редкостью – казалось, все вокруг поняли истинную цену антиквариата. Она поставила свой фургон во дворе позади магазина и вошла в дом через заднюю дверь. Устало поднимаясь по лестнице в квартиру, она вдруг услышала доносящийся из гостиной смех. Открыв дверь, увидела прямо перед собой их бесстыжие рожи, нагло ухмыляющиеся ей в лицо. Сирил обнимал за плечи стоящего рядом с ним юношу, затем медленно повернулся к нему и прямо у нее на глазах поцеловал его в щеку. Отвращение охватило Эмили, она выскочила на лестницу и бросилась вниз в спасительную темноту магазина. Здесь она опустилась на пол и разрыдалась, моля прощения у своего отца за то, что пять лет пренебрегала его заветам и восставала против его отцовской воли.
Это произошло четыре недели назад, и именно тогда у нее созрело решение убить Сирила.
Случившаяся неделей позже авиакатастрофа странным образом даже укрепила ее в этом. Если человеческие жизни значат так мало, что их можно обрывать сразу в таких огромных количествах, то что может значить одна захудалая жизнишка несчастного подонка? Подобное рассуждение позволяло взглянуть на планируемое убийство как на сущий пустяк.
Эмили давно было известно о гербициде и содержащемся в нем смертельном яде. Ее отец увлекался садоводством, и она знала, что этот гербицид довольно легко можно было купить несмотря на то, что продажа его была ограничена. Обычно он продавался только фермерам и землевладельцам, которые при покупке должны были расписываться в специальном журнале. Но Эмили при очередном посещении одного из близлежащих городков удалось без труда разыграть из себя истинную фермершу, а в журнале указать вымышленную фамилию и адрес. Она вышла из магазина с литровой бутылью яда, достаточной для убийства нескольких сот человек.
На протяжении последующих недель она с мрачным удовлетворением наблюдала за тем, как жизнь медленно покидает ее мужа. Стремясь как можно дольше растянуть этот процесс, она уменьшила дозы яда до минимума. Он обрек ее на пять долгих лет страданий, которые привели ее к ужасному осознанию своей собственной вины; теперь же она заставит его страдать, и как можно дольше.
Сначала яд подействовал на горло и желудок, затем его разрушительное воздействие сказалось на почках и печени, а легкие наполнились жидкостью, до крайности затруднив дыхание. Постепенно у него начали выпадать волосы, стало ухудшаться зрение и нарушилась речь. Эмили пережила несколько неприятных минут, когда в магазин заглянул приятель Сирила и спросил о нем. Она ответила молодому человеку, что Сирил отправился в провинцию на поиски редкостей, что было вполне естественным объяснением. Тот раздраженно пожал плечами: в конце концов Сирил ему не очень-то и нужен, просто мог бы предупредить... И с этим он выскочил из магазина. В другой раз, услышав наверху грохот, она бросилась в гостиную и увидела Сирила лежащим на полу рядом с телефоном. К счастью, он был слишком слаб, чтобы позвонить, но его попытка говорила о том, что он прекрасно понимает происходящее, и это доставило Эмили несказанное удовольствие.
Сегодня же она готовилась дать ему последнюю дозу яда. Последствия не очень беспокоили ее; если ей удастся выкрутиться – прекрасно, если же нет – то она по крайней мере заставила его помучиться в отместку за все те страдания, которые он причинил ей. Сама же она была готова держать ответ за все грехи, совершенные ею в последние годы жизни.
Эмили помешивала горячий суп, с уже добавленным грамоксоном; оба они прекрасно понимали, что она намеревается сделать, но надо было сохранить видимость будто ничего особенного не происходит. Конечно же он попытается сопротивляться, когда она начнет его кормить, но он слишком слаб, чтобы бороться с ней, и она заставит его глотать отравленный суп, который будет маленькими ложечками, стараясь не пролить ни капли, вливать ему в горло. Эмили налила суп из кастрюльки в тарелку и поставила ее на поднос. Затем поставила рядом прибор с солью и перцем и, на минутку задумавшись, разломила булочку и положила ее на блюдце рядом с тарелкой. Улыбнувшись собственному коварству, она подняла подлое и направилась в спальню. Она давно уже не спала в общей спальне и ночевала в гостиной на диване – из-за тяжкого запаха долго оставаться в спальне было просто невозможно.
Эмили остановилась у двери спальни и поставила поднос на пол – она забыла салфетку, которая понадобится ей, чтобы вытирать суп, который будет течь по щекам и подбородку Сирила, когда он попытается сопротивляться насильному кормлению. Возвращаясь из кухни с переброшенной через руку салфеткой, Эмили снова остановилась, чтобы поднять с пола поднос. И тут ей показалось, что из-за двери спальни доносится какой-то шепот.
Она приложила ухо к двери. Какое-то время ничего не было слышно, затем снова послышались тихие, неразборчивые голоса. Это было невероятно – никто не мог войти в комнату незаметно для нее. Но впервые за последнюю неделю она четко слышала голос своего мужа. Неужели он нашел в себе силы встать с постели в последней отчаянной попытке защитить себя? Она взялась за ручку и резко толкнула дверь.
Прямо перед ней стоял Сирил, безобразный, во всей наготе своего истощенного болезнью тела. Его глаза были широко раскрыты, почти вылезая из глубоко запавших глазниц, тонкая кожа туго обтягивала заострившиеся скулы, а ввалившиеся щеки еще больше подчеркивали величину растянутого в ухмылке рта. Впрочем, это и не было ухмылкой – натянувшаяся кожа лица раздвинула губы, обнажив желтые, отвратительно торчащие зубы. Редкие клочки волос, сохранившиеся на голове, довершали ее сходство с высохшим, лишенным плоти черепом. Это было лицо покойника.
Увидев, как он протягивает к ней дрожащую руку, Эмили закричала. Ее охватили страх и ненависть одновременно, но ненависть возобладала. Она рванулась вперед и яростно набросилась с кулаками на это отвратительное существо, которое некогда было ее мужем, и они, сцепившись, вместе повалились на пол; Эмили продолжала кричать и молотить его руками. Неужели ей никогда не удастся избавиться от этого извращенца, этого чудовища, которое исковеркало всю ее жизнь? Неужели даже его смерть должна стать для нее наказанием? Она продолжала, теперь уже рыдая, наносить удары по его неподвижному телу, но они становились все слабее, и постепенно прекратились совсем.
Она стояла, склонившись над ним, на четвереньках, расставив колени и упершись руками в пол по обе стороны от его головы, свешивающиеся волосы касались его лица. Из-под его полуприкрытых век виднелись только белки глаз, но из раскрытого ухмыляющегося рта не вылетало никакого дыхания. Эмили откинулась от окоченевшего тела, даже прикосновение к нему вызывало у нее отвращение. Она сидела, опираясь спиной на стену шкафа, громоздкого шкафа с огромным зеркалом, перед которым он так любил бесстыдно красоваться. Она тяжело дышала, время от времени с ее губ слетали слабые всхлипывания. Она посмотрела на распростертое рядом с ней тело с безмерной неприязнью. Он мертв. Слава Богу, наконец-то мертв.
Он лежал, вытянув руки вдоль тела и непристойно раскинув ноги, невидящий взгляд полузакрытых глаз был устремлен в потолок. Она никак не могла понять, почему его кожа стала такой холодной на ощупь, а конечности одеревенели так быстро. Возможно, яд ускорил проявление признаков смерти еще до того, как жизнь покинула его тело. Но теперь это не имело никакого значения, главное – теперь его нет, он ушел из ее жизни навсегда! И даже если все откроется и ей придется отвечать по закону, тюрьма будет для нее более справедливым наказанием, чем то, которое она терпела все эти годы.