– Я ему не рассказывал и половины того, что здесь написано, – слабо отбивался он, одновременно быстро пробегая глазами статью. – Большая часть – чисто журналистские домыслы.
– Неужели? А с каких это пор газете нужны достоверные факты для того, чтобы напечатать статью? – Слейтер тяжело навалился на стол. – Я уже и раньше предупреждал вас, Тьюсон, о том, что вы открываете рот там, где не нужно, и не тогда, когда нужно. Из-за этой статьи мы получим взбучку от Министерства и от авиакомпании! Я знаю, в прошлом вы не раз оказывались правы с этими вашими скороспелыми теориями, но вы никогда раньше не заходили так далеко, чтобы безрассудно делать их достоянием прессы, не располагая достаточно убедительными аргументами! Это недопустимо.
– Но я же сказал ему, что это только гипотеза – что у нее нет еще доказательств!
Слейтер был уже на ногах, опираясь о стол побелевшими от напряжения костяшками пальцев, он загрохотал:
– У вас вообще не было никакого права говорить с ним на эту тему! В этой организации мы обязаны соблюдать требования секретности. Вы прекрасно знаете об этом! И, черт возьми, что дает вам основание считать, что вы уж настолько правы?
– Все, что мы узнали на данный момент, лишь подтверждает мою гипотезу взрыва! Получение доказательств – это только вопрос времени!
– А вам никогда не приходило в голову, что у меня могут быть свои идеи на этот счет? – Слейтер через стол в упор смотрел на Тьюсона. – Идеи, гораздо более обоснованные, чем ваши сенсационные умозаключения!
Тьюсон лишь озадаченно воззрился на своего начальника.
– Вы никогда не говорили мне ни о чем подобном, – сказал он.
– Некоторые из нас, прежде чем высказывать свои предположения и заявлять о них всему миру, сначала собирают факты, а затем ищут им доказательства! – Слейтер делал видимые усилия, чтобы успокоиться, затем резко опустился на стул, жестом предложив Тьюсону сделать то же самое.
Когда незадачливый обладатель очков уселся на стул, стоящий напротив стола, Слейтер, стараясь сдерживать рвущийся наружу гнев, заговорил тихим, ровным голосом:
– В определенной степени я разделяю ваше предположение о возможном наличии бомбы на борту самолета, поскольку многие обстоятельства указывают на это. Но они также указывают и на возможность другой причины аварии.
Тьюсон неохотно слушал его рассуждения.
– В марте 1974 года, – продолжал Слейтер, – в окрестностях Парижа разбился самолет Ди Си 10 турецкой авиакомпании. Факты, собранные Американским федеральным управлением авиации в ходе расследования причин аварии, очень напоминали те, которыми мы располагаем на сегодняшний день. Я помню, что тогда тоже шли разговоры о том, что в самолет, возможно, была подложена бомба. Однако, позже в конечном итоге было доказано, что в действительности вследствие дефекта в конструкции самолета во время полета оторвалась задняя дверь грузового отсека, в результате чего произошла взрывная разгерметизация. Пол пассажирского салона разрушился, и пассажиров, так и пристегнутых к сидениям, просто высосало наружу. Кабели управления, проложенные под полом от кабины пилота до самого хвоста, были разорваны, и именно это явилось причиной того, что самолет полностью потерял управление и рухнул вниз. – Он предостерегающе поднял руку, пресекая любые возражения, готовые сорваться с губ молодого следователя. – Подумайте об этом, Тьюсон. Синие и желтые отметины вдоль крыла были сделаны дверью самолета, окрашенной в цвета компании, а внезапная потеря связи – следствие того, что кабели управления были разорваны, что, в свою очередь, вероятно, привело к отказу других электрических цепей. Я признаю, все наводит на мысль о взрыве, но взрыв, произошедший в результате разгерметизации, это НЕ ПРЕДНАМЕРЕННЫЙ ВЗРЫВ!
Тьюсон продолжал хранить молчание, в его голове мысли проносились одна за другой. Да, это вполне могло быть и так! Все даже выглядело скорее именно так. Но какое-то шестое чувство говорило ему обратное.
– Кроме того, Тьюсон, я не отбрасываю вашу гипотезу, – веско продолжал Слейтер, – и очень скоро мы узнаем правильный ответ. Но существует одно существенное обстоятельство, дискредитирующее вашу гипотезу, а именно: в настоящее время при наличии на авиалиниях всех этих контрольных устройств практически невозможно пронести бомбу на борт самолета! Как вам известно, абсолютно все крупные авиалинии до недавнего времени страдали от воздушного пиратства и подвергались угрозе взрыва бомбы на борту вплоть до 1975 года, когда они, наконец, объединились в борьбе с этим злом, результатом чего явилось совместное создание очень сложного технического оборудования, позволившего практически полностью исключить подобные случаи. И у вас хватило наглости заявить, что все их усилия были напрасны! – Слейтер повысил голос, он едва сдерживал вновь закипающий в нем гнев. – У нас репутация серьезной организации, и мы не позволим подставить ее под удары критики, готовой разразиться из-за вашего безответственно проявленного самомнения!
Он долго и строго смотрел в покрывающееся краской смущения лицо Тьюсона.
– С сегодняшнего дня и до конца данного расследования вы освобождаетесь от своих обязанностей. Возможно, вскоре мы найдем возможность использовать вас при расследовании какого-либо другого случая. Если это произойдет, я сообщу вам.
Теперь уже взорвался Тьюсон. Вскочив на ноги, он агрессивно перегнулся через стол.
– Вы еще не доказали, что я не прав!
– А вы не доказали, что правы! – возразил Слейтер, глядя прямо в пылающие яростью глаза молодого человека. – К тому же это не подлежит обсуждению. Не имеет значения, кто прав, а кто нет. Речь идет о разглашении вами государственной тайны и о вашей ответственности перед комиссией! А теперь соберите свои вещи и исчезните, пока вас снова не позовут.
Тьюсон круто повернулся на каблуках и устремился в соседнюю комнату, где держал кое-какие личные вещи, а вслед ему неслись гневные слова Слейтера:
– А если вы захотите подать в отставку, это ваше личное дело!
Захлопнув за собой дверь, Тьюсон на мгновение прислонился к ней спиной, стараясь успокоиться.
– Ублюдок! – сказал он вслух, сердито сорвав очки и яростно протирая их концом своего галстука. Он прошел к центру комнаты, по пути пнув ногой маленький кофейный столик. – Я докажу, что я прав, – сказал он сам себе. – Я еще покажу этому безмозглому старому кретину! Посмотрим, как он будет выглядеть, когда выяснится, как все произошло на самом деле, и что человек, предположения которого так блистательно подтвердились, был отстранен им от дела!
Сложив свои нехитрые пожитки в основательно поношенный портфель, он вышел из комнаты через дверь, ведущую прямо в холл гостиницы. Спустившись по лестнице, прошел в бар, швырнул портфель под стойку и заказал большую порцию виски.
Виски обжег горло, и он потянулся за содовой, свирепо глянув на ухмыляющегося бармена в белом пиджаке. Пододвинув к себе высокий стул, он уселся за стойку, решительно и вызывающе взгромоздив на нее локти и выжидая, когда бармен ухмыльнется опять. Бармен взял чистый стакан и принялся тщательно его протирать, повернувшись спиной к Тьюсону. Постепенно остывая, Тьюсон потихоньку потягивал виски, и хотя его дыхание все еще было прерывистым и учащенным, успокаивающее действие алкоголя уже давало о себе знать. Его мысли по-прежнему проносились беспорядочно и хаотично, но постепенно возмущение незаслуженной обидой стало утихать, и он начал размышлять более конструктивно.
Если бы только ему удалось выяснить, каким образом бомба попала на борт самолета. Это был ключевой момент его теории: дело в том, что в наше время сделать это чертовски трудно. Наземная служба? Нет, по завершению работ по техническому обслуживанию и уборке самолет всегда проверялся. Багаж? Невозможно, весь багаж сначала просвечивался. Сам экипаж? Да, этим путем она могла туда попасть. Но зачем кому-то из экипажа могло понадобиться приносить с собой бомбу только для того, чтобы взорваться вместе со всеми? Медицинский контроль был очень жестким и не допускал ни малейшей возможности, чтобы человек с неуравновешенной психикой продолжал летать, к тому же даже экипаж время от времени проходил досмотр багажа. Тогда кто, черт побери?..