– Когда мы встретились первый раз, я говорил вам, что после катастроф подобного рода отлетевшие от тел души часто пребывают в состоянии шока, они становятся, как мы говорим, «кризисными» душами. Мы не знаем того, как долго может длиться такое состояние – это могут быть часы, дни, годы и даже столетия. Иногда необходимо, чтобы что-то свершилось в этом мире, для того, чтобы они смогли покинуть его, освободиться от того, что их здесь удерживает. В данном же случае похоже, что вы один являетесь тем человеком, который может освободить их.
Келлеру вспомнился голос Кэти, который он слышал прошлой ночью. Было так много разных голосов – среди них он узнал и голос капитана Рогана, – но когда они затихли, когда Хоббс уже фактически вышел из состояния транса, и Келлер почувствовал словно он куда-то проваливается, парализованный яростным натиском духов, она пришла к нему, ее голос был мягким, полным сострадания. Она предостерегла его от чего-то, но сейчас это все вспомнилось очень смутно; он не мог восстановить в памяти ее слова. Но он чувствовал ее сердечность, и это доставляло ему ощущение покоя. Теперь он понимал, почему многие люди продолжают тянуться к своим возлюбленным и после того, как смерть разлучит их. Их близость, их взаимная преданность не умирает со смертью их физических тел, а продолжает существовать, их взаимная привязанность становится мостиком, соединяющим два мира. Он испытывал это состояние, и на душе у него потеплело, отчего чувство столь внезапно постигшего его одиночества стало не таким тягостным. Он знал, что Кэти нет среди остальных, что она ушла в более спокойные сферы и он знал также, что она не одинока. Он не помнил ее слов, да и были ли на самом деле слова? Может, то, что она хотела ему сообщить, было передано ему мысленно? Главное, она дала ему знать, что вместе со многими другими жертвами обрела мир и покой. Но это был не тот покой, какой, по представлению большинства смертных, ждет их в ином мире. В том мире предстояло совершить гораздо больше того, что удалось сделать при жизни, а самое главное – овладеть внутренним познанием, ведущим в конечном счете к абсолютной истине. Было так, будто смерть – это лишь открытие первой двери. И было еще много-много других дверей, к которым надлежало приблизиться и затем пройти через них. Те, кто оставался привязанными к земле, были в слишком сильном смятении, чтобы продолжать такой путь, и, кроме того, они попадали под влияние других, более сильных, других, которые жаждали отомстить за свою смерть, и один из которых стремился сохранить навечно свою связь с силами зла.
Потом она ушла, но, как он понял, вопреки своей воле; ее образ – не физическая сущность, а захватывающее ощущение ее присутствия – быстро улетучился, оставив его в печальном одиночестве. Пребывание. Келлера в бессознательном состоянии продолжалось, и израненному Хоббсу пришлось потрудиться, чтобы привести его в чувство. Когда он пришел в себя, то сразу ощутил, что гнетущая атмосфера в комнате исчезла и каким-то образом понял, что произошло это благодаря вмешательству Кэти.
Келлер тщательно обработал раны на лице и на руке Хоббса и вытащил большую часть осколков стекла, впившихся в кожу. Он обнаружил, что и его лицо покрыто мелкими порезами и царапинами, правда все они не вызывали опасений. На горле у него были странные синие пятна, словно чьи-то пальцы впивались в него и сдавливали с большой силой, кожа на голове болезненно реагировала на прикосновение в тех местах, где невидимые руки вцеплялись ему в волосы. После того, как был выпит совершенно необходимый в этой ситуации стаканчик, Келлер отвез Хоббса в больницу, чтобы его раны были обработаны по-настоящему. Ни один из них не был склонен объяснять принявшему их врачу, при каких обстоятельствах Хоббс получил свои ранения, а рассказ о том, как он споткнулся и упал, идя через комнату с бутылкой джина в руках, удовлетворил законное любопытство эскулапа.
Они возвратились в дом Хоббса и тот настоял, чтобы Келлер остался у него ночевать. Хоббс отказался обсуждать то, что произошло днем и заверил Келлера, что духи не вернутся этой ночью: он ощущал наличие защитного барьера вокруг дома. Келлер был слишком измотан, чтобы возражать, и как только расположился на старом, но уютном диване, его мгновенно охватил крепкий сон.
На следующий день он засыпал Хоббса вопросами, но медиум стал удивительно неразговорчивым, что Келлер объяснил болезненностью его ран. Несколько раз он замечал, что Хоббс пристально смотрит на него каким-то странным взглядом. Он не мог сказать, чего больше в этом взгляде – любопытства или страха. Наверное, того и другого поровну.
У Хоббса появилось такое выражение на лице, какое бывает у людей, отдавшихся на волю судьбы; словно он был пловцом, который перестал бороться с течением, поскольку понял, что это бесполезно – у него нет больше сил – и предоставил потоку нести себя в водоворот. Был уже вечер, когда Хоббс, по-видимому, пришел к какому-то определенному решению. Он объявил, что они сейчас же едут в Итон, назад к месту катастрофы. Только там можно найти ответ.
Келлер не спрашивал Хоббса, почему тот пришел к такому заключению, его самого тянуло вернуться туда, и по мере того, как день клонился к вечеру, эта тяга все усиливалась. Но сейчас, когда его автомобиль мчался по магистрали М 4, оставив позади поворот на Хитроу и с каждой секундой приближаясь к тому небольшому городку, чей покой был нарушен так внезапно, в его сердце стала закрадываться тревога. Он знал, что эта ночь даст ответы на многие вопросы: Он знал, что после этой ночи все необратимо переменится.
До его сознания вдруг дошло, что Хоббс что-то говорит ему. Слова звучали немного невнятно, оттого что Хоббс старался как можно меньше двигать при разговоре израненными губами, чтобы свести к минимуму боль.
– Я думал, Госуэлл умер много лет тому назад, – говорил он.
– Вы не знали, что он был среди пассажиров Боинга? – спросил Келлер.
– Нет, мистер Келлер. Я не читал газетных сообщений об авиакатастрофе. Я давно утратил интерес к трагедиям, которые человечество устраивает себе само.
– Но вы знали о нем?
– О Госуэлле? Он был отъявленным негодяем. Едва ли на уровне Зверя Алистера Кроули, но некоторое сходство между ними было. Вы, несомненно, слышали о его «подвигах» в Англии во время войны, его связи с Мосли и расследовании некоторых наиболее отвратительных его деяний, в результате чего он вынужден был бежать из страны.
– Да, я слышал о нем, а вчера приятель рассказал мне некоторые дополнительные подробности. Я не думал, что кто-нибудь принимает его всерьез.
– Это не так. Люди, знавшие о тех тайных обрядах, в которых он участвовал, принимали его весьма серьезно.
– Вы имеете в виду поклонение дьяволу, черную магию и прочую чепуху?
– После всего того, что вы испытали, вы что, до сих пор этого не понимаете? – Несмотря на приглушенность голоса, в тоне Хоббса явно слышалось недоверие.
– Жизнь после смерти? Да, теперь я в это верю. Но культ Сатаны? – Вместо ответа Келлер отрицательно покачал головой.
– Он существует как религия, мистер Келлер. Точно так же, как и любая другая религия. Разница состоит лишь в том, что ее последователи поклоняются Дьяволу, а не Богу. В Англии на сегодняшний день известно не менее четырехсот таких общин, поэтому верите вы в это или нет, не имеет никакого значения. Это СУЩЕСТВУЕТ.
– Ну, а магия?
– Некоторые называют ее наукой ума. Кроули привел много примеров силы его ума, направленного большей частью на достижение низменных целей. Вы сами были свидетелем, как Госуэлл воздействовал своей силой на эти несчастные души, какую власть он имел надо мной! Вы же не можете этого отрицать? И, кроме того, остается открытым вопрос о вашем спасении.
Усилием воли Келлер заставил себя не отрывать взгляда от стремительно бегущей навстречу дороги, но он был озадачен последними словами Хоббса.
– Что вы имеете в виду?
– Как вы думаете, каким образом вам удалось уцелеть в такой катастрофе, когда все находившиеся на борту люди погибли? Вам не приходило в голову, что какая-то неведомая сила спасла вас?