Гай ожидал, что мальчишка снова перебьёт его, но проныра молчал и пленник, облегчённо выдохнув, продолжил. — Итак, мы подошли к самому главному. Флотилии Бонвитана и Трабнера шли друг на друга. Сравнявшись с «Сыном Апатриды», и, представляя собой единую линию, наши тяжёлые корабли сделали несколько выстрелов из скорпионов и тут же получили ответные залпы Трабнера. Хруст переборок, завывание ветра, вопли умирающих, всё слилось в единый, жуткий, протяжный вой, который, вероятно, был слышен даже на берегу нашей северной армии. Такая перестрелка дорого стоила и нам, и врагу. Слева от нас боевой корабль, он носил имя «Единорог», за свою уникальную пробивную силу во время тарана, получил сразу четыре залпа в носовой релинг. Накренившись на правый борт, его развернуло, и в ту же минуту ещё несколько громадных стрел продырявили левый борт боевого корабля. На наших глазах, за считанные минуты, легендарный героический «Единорог» пошёл ко дну вместе с командой.
— Справа дела обстояли немного лучше. Два вражеских судна получили повреждения и, больше не в состоянии участвовать в битве, стали отходить, оставив приличную брешь. Но всё же, не смотря на это, мы проигрывали. К полудню против четырнадцати кораблей Трабнера дрались наших всего девять. Но старый адмирал сделал правильную ставку, рассчитывая на нетерпение врага. Решив, что победа даётся слишком большой ценой и перестрелка слишком затянулась, Трабнер собрав свои оставшиеся корабли в кучу начал сближаться для абордажной атаки.
— Сигнал с нашего флагмана последовал незамедлительно. Я понял, что пришло моё время. Тяжёлые корабли Бонвитана стали отходить в бухту, а три брандера устремились на врага. Наша задача была ясной, но совсем не простой. Мы не раз тренировались выполнять этот манёвр под руководством адмирала, но теперь, когда понимали, насколько много зависит от наших действий, приходили просто в ужас, тем более что в бою такой тактикой пользовались впервые. Полагая, что противник, сгруппировавшись для абордажной атаки, больше не сможет дать залп по трём маленьким брандерам, мы сильно просчитались. Когда до нашей цели оставалось не более десяти корабельных корпусов, прогремели залпы баллист и громадные заострённые стволы деревьев взмыли в воздух и с рёвом прошили борта нашего маленького отряда.
— Чёрт, чёрт, чёрт! — ругал я себя за непростительную ошибку не маневрируя подбираться к противнику. Но паника и гнев были тогда не самыми моими лучшими союзниками и, собрав всю волю в кулак, я оценил обстановку.
— Трюмы первого и второго брандера заливало водой, и если на первом корабле воду пытались еще как то откачивать, а пробоину заделать, то на втором дела обстояли совсем плохо. Маленький брандер тонул, а команда, прыгая за борт, пропадала в бурлящей, пожирающей пучине. Мой брандер был единственно способным для важнейшей миссии, и потерпеть неудачу я просто не имел права.
— Нас буквально несло на вражескую флотилию. Теперь, даже получив пробоину, корабль всё равно бы достиг своей цели, ведь возвращаться целым и невредимым в задачи брандера не входило.
— Закрепив руль, я скомандовал команде — всем собраться у бушприта и приготовить шлюпки. В нашем распоряжении были буквально считанные секунды, но для храбрецов, бывших тогда рядом со мной, и этого было достаточно. Из специального ящика, который всегда держали сухим, я вытащил тлеющую палку, которая на ветру мгновенно превратилась в факел. Корабль шёл прямо в сторону флота Трабнера, но мне ещё казалось, что что-то может нам помешать и оставался у штурвала. Только когда на вражеских кораблях стали различимы воины с абордажными крючьями, я сказал себе — пора. Швырнув факел в трубу, которая опускалась прямо в трюмовой отсек со смолой и хворостом, я побежал к бушприту.
Мальчишка больше не перебивал бывшего адмирала, а словно заколдованный замер в изумлении, как будто сам оказался на том брандере в Мантэльском заливе. Очевидно, Гай оказался не только превосходным моряком, но и рассказчиком.
— Столб пламени взмыл к самому небу едва я пробежал пять, шесть шагов от носа к бушприту. Словно догоняя меня, огонь рванул по палубе, обволакивая всё жаром и дымом, который мгновенно спрятал небо под густой, чёрной завесой. Моряки с моего судна оказались настоящими друзьями и держали лодку у борта, пока один из них не крикнул — вот он бежит, навались на вёсла, ходу.
— Через несколько секунд я тоже был в лодке и гребцы отлаженными движениями, работая вёслами, начали спасать свои жизни. Осыпаемые с неба искрами, углями и раскалёнными головешками, мы прикрывали глаза, которые, казалось, сейчас выжжет адское пламя полыхающего брандера. Гребцов мутило от гари и дыма, а мне было настолько плохо, что голова, казалось, сейчас расколется надвое.