Опечаленный вратарь
Так в сердцах по ней ударил,
Что зазнавшийся вдруг мяч
Улетел подальше вскачь.
…
Суть истории сей горькой,
Хочешь, верь или не верь:
Новый мяч уже в игре,
Ну а старый – на помойке.
Оказаться хочу выше фальши…
Я карабкаюсь. Руки не держат.
Я всю жизнь был один – без поддержки.
В этом мире огромном – песчинкой.
У начальства в глазу – соринкой.
Я пытался сказать натужно,
Но меня посылали дружно:
Мол, не надо нам правда эта,
Наша жизнь чёрной ложью согрета,
Мы привыкли во мгле жить без света,
Ну а ваша здесь песенка спета!
…
Продолжаю карабкаться дальше,
Оказаться хочу выше фальши.
Стрекотуньи…
Две девчонки в трамвае стрекочут.
В полный голос смеются, хохочут.
Новостями спешат поделиться:
Почему им ночами не спится,
Кто обнову купил в магазине,
Кто гоняет на новой резине,
Как найти жениха побогаче,
Чтоб с квартирою был и с дачей…
Невдомёк стрекотуньям, что их
Материт мужчина с усами.
Вот об этом по сути мой стих,
Ну а выводы делайте сами.
Не надо людей дурачить
Есть человеко-потоки.
Веками в одном направлении.
От своего истока,
До вечности и забвения.
Есть те, кто считает иначе:
Они – вне пространства и времени…
Не надо людей дурачить.
А то ударят… по темени!
Здесь жил не я, а некто…
За окном Петербург. Это точно.
Здесь жил не я, а некто.
Лишь моя телесная оболочка
Бродила по улицам и проспектам.
…
И вернусь я сюда едва ли,
Ведь душа обитает в заоблачной дали.
Искрой взлететь и сгореть…
Меня каждый день обвиняют в чем-то.
В том, что не совершал.
Говорят, мол, жил я никчёмно,
И дом мой совсем обветшал.
И дерево возле дома
Зачахло и вовсе поникло…
Все это нам знакомо,
К словам этим мы привыкли.
Скажут ещё, что дети,
Хоть выросли, но не те.
За все грехи на планете
Меня обвинят, потому что хотел
Не быдлом при жизни остаться,
А искрой взлететь и сгореть.
Трудно, но надо стараться,
А главное – надо успеть!
Я маленькая корпускула
Я маленькая корпускула
Без интеллекта, без мускулов.
В состоянии этом, поверьте,
Хочу быть с рожденья – до смерти…
Не хочется жить. Скучно
Вечер. Луна. Тучи.
Не хочется жить. Скучно.
Кто-то кричит, стонет.
Не поймёшь, плывёт или тонет!?
Сердце болит тоже,
Понимая, что всё непохоже
На то, что предвиделось в детстве.
Не в юности, а в малолетстве.
И с глаз пелена спала.
Знаю, что очень мало
Успел в этой жизни понять,
Отторгнуть или принять.
Мы свободные телом и духом…
Не хочу я бефстроганов и зраз,
Расстегаи и фруктов ассорти.
Я скажу вам без пышных фраз:
От застолья такого тянет в сортир.
Изысканными блюдами не баловали нас.
Мы привыкли к другому застолью…
Накинув полушубок, проеденный молью,
Спали у железнодорожных касс.
Жили бедно, но готовы признаться,
Не тряслись перед власть имущими.
И просили лишь малость сущую:
По душе в сапогах не топтаться.
Мы свободные телом и духом.
И творим, если есть желание.
И не верьте досужим слухам,
Что погибли в жестоком изгнании.
Нас осталось не так уж много.
Тех, кого не сломила система.
Но о них – другая поэма.
Расстаюсь. Прощайте. С Богом!
Вот бегу я по перрону…
Вот бегу я по перрону
За последним за вагоном.
«Опоздал,– кричу, – постой,
Подожди немножко!»
Проводница мне смеётся
В грязное окошко.
Нет, чтоб как-то сострадать
Бедолаге-пассажиру.
Заливается она,
Вся трясясь от жира.
Скалит рот и строит рожи,
Злобно пялит глазки.
На кого она похожа?
На Ягу из сказки.
И хочу спросить опять,
Надо ль так рвать душу.
Лучше в лес пойду гулять,
Песни птичек слушать.
Мне б с Природою сродниться,
Новый день начать.
Лишь бы только не встречать
Ведьму-проводницу.
Внучке Варваре посвящается…
Мне грозили толстой дулей:
Не бывать тебе дедулей.
А теперь им крыть уж нечем –
Внучка ждёт достойной встречи.
Госпожа, сударушка,
Красавица Варварушка.
Подрастёт, поймёт наверное,
Жили мы с одной лишь верою,
Наши дети, наши внуки
Всё возьмут в родные руки.
Это значит, наша нива,
Плодородна и красива,
Будет много-много лет