— Не принимать его!
— Бедные гости! — шепнул Ян, придвигаясь к столику. — Их выгоняют, а им так бы хотелось остаться.
Одна только Юлия слышала эту фразу, сказанную вполголоса и не смогла ответить на нее. Подкоморная вмешалась в разговор и начала расспрашивать Яна об отце, хотя близком соседе, но которого она никогда не видала. Сын с любовью очертил спокойный быт старика, который, ни о чем не жалея, трудился с молитвой, утешал других и ожидал смерти, как желанной минуты соединения с давно утраченным другом.
Слезы навернулись ему на глаза. Юлия их не заметила, но не скрылись они от Марии, и у ней также две слезы блеснули на ресницах.
Ян видел эти слезы сочувствия, и что-то встревожило его сердце, снова непонятное чувство влекло его к Марии. Но это продолжалось недолго: на него смотрела Юлия.
Завязался общий разговор.
— Вы мне позволите еще приехать? — спросил Ян у Юлии, пользуясь шумом.
— Я же сама вас приглашала. Притворство не в моем характере — я искренна.
— А председатель?
— Мы можем не обращать внимания на его странности.
— Значит, приезжать?
— Когда вы оставляете наши края? — громко спросила Юлия.
— Не знаю еще сам… Неужели и вы меня удаляете? — спросил он тише.
— Я хотела уговорить вас остаться у отца, которого вы так любите.
— Есть у меня еще и другие обязанности.
— Жаль, — вмешалась подкоморная, — мы рассчитывали на вас, как на танцора!
— Я мало танцую.
— В самом деле?
— А кто не танцует, какая же в нем польза в обществе молодежи?
— Известно, — отвечала Юлия, — держит шаль, стережет кресла, флаконы.
— На последнее охотно соглашаюсь.
— А обладаете ли вы необходимыми для этого качествами: терпением, твердостью и мужеством?
— Это добродетели, которым я старался прилежно выучиться.
— Терпение? — сказала Юлия.
— Пусть испытают меня.
— Твердость?
— То же долгое терпение.
— Мужество?
— Есть многое, чего я боюсь.
— Например?
— О, многовато! Долго бы считать было.
— Первое?
— Людской ненависти.
— А терпенье?
— Пособит ли?
— Терпенье и мужество ходят рука об руку с кротостью, которая означает силу.
— Прекрасно вы говорите. Хороший учитель часто может внушить добродетели, которых человек не имеет.
Эта часть разговора была уже тише, потому что подкоморная начала что-то о бале, а Ян с Юлией продолжали беседовать, не будучи подслушанными.
— Хотите быть моим наставником? — спросил Ян тихо.
— C'est selon; прежде я должна знать качества моего ученика.
— Неограниченное повиновение, безусловная вера в учителя и что-то еще больше.
— Что же больше?
— Боюсь сказать.
— О, значит, вы немужественны.
— Я же признался, что боюсь некоторых обстоятельств.
— Но разве что-нибудь страшное?
— Вы догадаетесь.
— Я очень недогадлива.
Разговор этот прервала подкоморная, спросив Юлию, обратила ли она внимание на платье стряпчихи, подобранное под цвет мужниного мундира.
— А между тем стряпчиха, — прибавила она, — кружит головы всем чиновникам особых поручений.
Ян, чувствуя себя не в состоянии оставаться долее, взял фуражку и попрощался, прося Юлию извинить его перед Старостиной. Последний взор Юлии уничтожил молодого человека.
Мария не смела даже поднять глаз на него.
Вскоре раздался топот лошади. Председатель, ходивший недалеко, показался из-за деревьев и поспешил на балкон. Здесь он сел возле Юлии, налил себе чаю и, обводя вокруг гневными взорами, молча ел и пил с жадностью.
Окончив это занятие, он посмотрел на часы и сделал гримасу.
— А Старостина? — спросил он.
— Отдыхает, немного нездорова.
— Мне надо с ней видеться.
— Сомневаюсь, чтобы теперь было можно.
— Подожду.
Разговор прекратился, и даже болтливая подкоморная не смела продолжать его в присутствии ледовитого председателя. Только девушки шептались между собою. Раздался колокольчик у Старостины. Юлия побежала к ней и скоро возвратилась.
— Бабушка вас ожидает, — сказала она председателю.
Старик встал, окинул взором девушку и вышел. Старостина, по обычаю, сидела в своем кресле, и, оправясь от замешательства, причиной которого было невежливое обращение председателя с Дарским, ожидала возвещенного гостя. Председатель вошел и сел напротив.
— Я весь взволнован, — начал он, немного погодя. — Никак не ожидал встретить здесь этого дуралея.
— К чему такая горячность?
— Разве вы не знаете, как я их ненавижу?