Ваматр схватился за телефонную трубку.
- Доктор Рбал? - Крэл вздрогнул при упоминании имени палача, терзавшего Лейжа. - Это я. Добрый вечер. Скажите мне, дорогой, скажите хотя бы несколько слов утешения. Мне ведь нельзя нервничать, вы сами об этом говорили, советовали мне... Не буду, не буду. Стану серьезным и послушным. Ну как? - Ваматр слушал, не перебивая, удовлетворенно кивал головой и, прижав трубку к уху, непрерывно перебирал разбросанные на столе мелочи. Спасибо, спасибо, дорогой Рбал... За добрую весть благодарю!
Трубку Ваматр положил на рычаг бережно, засунул руку между колен, съежился, стал совсем маленьким и говорил тихо, внимательно поглядывая из-под густых, какие бывают только у юношей, ресниц.
- Метаморфоз - вот что дало нам возможность получить совершенно не известные на Земле виды. Вы знаете об этом, Крэл. Но учтите, насекомые, особенно выведенные нами, имеют еще много совершенно удивительных, только им присущих свойств. Они общаются на расстоянии, перестраивают себя, меняя форму, это известно, но вот что примечательно: они могут на расстоянии, подчеркиваю - на расстоянии, влиять на процессы, протекающие в организмах других особей.
- Влияют на перестройку тканей других особей? А может быть, - догадался Крэл, - может быть, и других видов?
- Совершенно правильно. И мы уже проверили это. Протоксенусы, когда их "много, когда они в расцвете сил и получают все необходимое для своего развития, способны стимулировать неспецифические процессы в организме. Интимные процессы, о которых наука еще так мало знает. Какой бы вам привести пример? Да взять хотя бы беременность. Она вызывает у женщины мобилизацию гормональных и нервных сил, у одних она пробуждает дремавшие до того возможности, у других - бывают такие случаи - может вызвать психоз. Вот и протоксенусы... Мы экспериментально установили их влияние на вялотекущие процессы, например. И знаете, Крэл, как это и бывает частенько, все началось с пустяка. Помог случай. В вольер поступил новый служитель. Пожилой человек, болезненный - трофические язвы на ногах. Незаживающие, мучившие его много лет. Нужно отдать справедливость Лейжу: он первый обратил внимание на это явление, первый заинтересовался им и стал изучать. Представьте себе, не прошло и десяти дней с момента поступления служителя на работу при вольерах, как от его язв ничего, кроме розоватых шрамов, не осталось. Лейж...
- Простите, - не выдержал Крэл, - вы говорите об Аллане Лейже, который года два тому назад перешел к вам от Арнольдса?
- Ну да. Так вот, Лейж с тех пор начал приводить к вольеру язвенников, и оказалось, что вяло протекающие процессы заживления протоксенусы способны активизировать. Тогда, о! - тогда мы были у порога открытия. И какого открытия! Но оказалось... оказалось, что протоксенусы, как и при беременности, тут аналогия особенно чувствуется, не только стимулируют некоторые функциональные системы организма, но и могут... могут вызывать психозы...
Ваматр взял трубку телефона.
- Алло, соедините меня с гаражом. Спасибо... Гараж? Добрый вечер, Антони, я хочу поехать в город. Да, да, сейчас, если можно.
Крэл встал.
- Сидите, сидите. Я, наверно, не поеду... Да, вызывают психоз. Какие силы в наших руках, какие силы! И как мы слабы еще, ничтожны... Два часа ежедневного пребывания у вольеров, на расстоянии четырех метров от сетки, - и Кирб, бедняга Кирб, от которого уже отказались врачи, ожил. Каверны его затянулись, туберкулез - безнадежная форма! - излечен. Кирб будет здоров. Теперь будет. Протоксенусы исцелили его, а могли убить, Крэл. Я вас прошу, пока... пока не ходите в башню...
Теперь Крэл не мог не думать о башне. Чем бы он ни занимался, настойчиво шевелилось беспокойное желание - в башню! Разумеется, сразу вспомнилось, как мучился Лейж, стараясь подавить казавшееся ему противоестественным стремление к протоксенусам. Воспоминания о Лейже стали почему-то раздражать. Лейж, Лейж, Лейж, все время попадается его имя. Думать о нем не хотелось, а вместе с тем мешали вопросы, так или иначе связанные с ним. О какой телеграмме тогда, в дождь, с восторгом кричала Инса?
Инса... Она и здесь, занимаясь научной работой, была такой же - немного загадочной, простоватой и умной фабричной девчонкой с канатной... Об Инсе в Холпе говорили часто, говорили с доброй улыбкой и всегда уважительно. Чувствовалось, что она - задорная, смешливая и деловитая - душа здешнего маленького общества. А общество здешнее... Еще трудно судить о нем, но оно, кажется, интересней, чем можно было ожидать.
На следующий день после разговора с Ваматром Крэл все-таки принялся за отчеты. Каждая проштудированная папка увлекала, заставляла задуматься. Понемногу он стал привыкать к своей комнате, хотя и не переставал с опаской поглядывать на те места, где могли таиться приборы-соглядатаи. Не прошло и недели, а Крэла уже определенно тянуло в лабораторию. По утрам, приняв душ, наскоро съев завтрак, он с удовольствием шагал от коттеджа к кирпично-красному старинному зданию.
В первые дни Крэл немного дичился, стараясь не показываться на людях, но вскоре самыми приятными оказались часы, проведенные в столовой. Вечерами, после ужина, оттуда почти никто не уходил. Работал бар, кто-то танцевал под радиолу, кто-то листал журналы, кто-то играл в шахматы. Столовая превращалась в клуб, не имевший устава и постоянных членов. Беседы здесь возникали естественно, велись живо, непринужденно, остроумно. Веселье, молодое, искреннее, перемежалось с деловыми разговорами и спорами, начинавшимися по самым различным поводам.
Появление Крэла в Холпе ни на кого не произвело особенного впечатления. К нему отнеслись с уважением, как к молодому, талантливому ученому, осуществившему синтез фермента, однако ни лестных слов, ни излишней почтительности не было. Чурался он поначалу сослуживцев - никто ему себя не навязывал; стал менее настороженным - с ним говорили запросто, по-доброму и с шуткой.
И все же Крэла не оставляли сомнения: почему увиденное в Холпе так непохоже на описанное Ноланом? Здесь все изменилось, или Лейж... Опять Лейж...
Каждый день Крэл собирался попробовать - взять и внезапно уехать в город. Неужели не задержат? А впрочем, никто ведь и не настаивает на том, чтобы он жил безвыездно в Холпе. Не настаивает... А если бы он не дал согласия? Может быть, тогда придумали бы какой-нибудь хитрый ход. Нет, надо испытать. Вот пойду в гараж, сяду в "дисмен" и поеду... Но поехать никак не удавалось. Дни, проведенные над отчетами, - а отчеты оказались чертовски интересными, - мелькали быстро, к вечеру он очень уставал и с удовольствием отдыхал в "клубе".
Потягивая через соломинку рюлат со льдом и гранатовым соком, лениво просматривая газеты, Крэл обычно прислушивался к разговорам за соседними столиками. Он ни разу не заметил, чтобы при его приближении собеседники умолкали или меняли тему разговора. Еще до приезда в Холп он строил хитроумные догадки, как выведать подробности эксперимента, поставленного в Тихом океане, а об этом, оказывается, говорили открыто и просто.
В четверг вечер выдался душным, предгрозовым. Не то сказалась усталость, не то нервное напряжение последних дней, но самочувствие резко ухудшилось, и тревожно стало: вдруг опять начнется обострение. Необходимо будет сделать переливание крови, а здесь... Клинику Ваматр так и не показал. Ничего больше Крэл не узнал о загадочном Кирбе, ничего не узнал и о башне: во вторник утром Ваматр куда-то уехал... Поташнивало, похоже, повысилась температура. Опять началась боль в подреберье. Захотелось на воздух, и Крэл вышел из "клуба".
На фоне темного неба серая башня была не видна. Скупо расставленные в парке фонари высвечивали только низкие кирпичные, корпуса, и свет не добирался до башни. Ее вроде и не было... Что получится, если все-таки пойти к ним? Почему так насторожен Ваматр? В самом деле боится за меня или хитрит, подталкивает - запретный плод влечет. Ерунда, конечно, я им нужен. Может быть, здоровый нужнее?.. А вдруг протоксенусы помогут, вдруг станет легче, уйдет кошмар последних лет... Заболевание кроветворной ткани, ну что же, они влияют, как утверждает Ваматр, на процессы подобного рода, не исключена возможность выздоровления.
Он шел и шел потихоньку к башне. Она стояла довольно далеко от кирпичного корпуса. Деревья столпились возле башни плотно, и непонятно было, как это строители соорудили ее, почти не попортив столетних вязов.