Таня двинулась дальше, теряя силы на вдох. Свободный и спокойный. Не должен продолжаться этот день. С ним, рядом. С каким-то действительно ненормальным парнем, что так просто берёт её на понт. Гад.
– Не надо больше ходить за мной. Не надо ждать меня на площади. Ты извинился, я услышала. Очистил совесть? Давай, чеши отсюда.
А он стоял, смотрел ей в спину и замечал, как дрожат пальцы девушки на колёсах. Её голова всё опускалась и опускалась. И плечи аккуратно гордые поднимались высоко. Неправильно. Горбилась. Как бы ни старалась она всё горбилась, толкая саму себя вперёд. Неправильно. До него она всё это делала именно так.
– Обидно, наверное, когда ничего плохого не сделал человеку, а он уже ненавидит тебя. Давай вместе будем ненавидеть таких людей. Начнём с меня. Я тоже себя ненавижу.
Он не спеша пошёл следом, выкрикивая через тротуар. Люди идут, оборачиваясь, но она же этого не делает, а, значит, Юра продолжит.
– Там пешеходный переход далеко, устанешь. Поехали в другую сторону.
Таня ускорялась. Лишь бы не ответить. Нет, уже точно нет. На это она не поведётся. Не развернётся.
– Там впереди кафе, я приглашаю на обед. Ты же скоро замёрзнешь, Таня.
– Как вы себя ведёте, молодой человек. Прекратите орать, – кто-то возмутился за спиной Юры, но ему было всё равно. Успеть бы, не потерять её из виду. Опять.
Он повысил голос, когда Таня замедлила оборот колёс. Нужно прибавить шаг.
– Мы не можем так просто прервать наше знакомство, Таня. Кстати, ты тогда в поезде оставила платок. Может, заберёшь?
Девушка не реагировала. Ей оставалось каких-то десять с половиной шагов до перехода.
– Хорошо, давай будем просто говорить о чём хочешь ты. О балете, например.
Загорелся зелёный свет на светофоре и люди поспешили туда. Кроме Тани. Она закрыла глаза, слыша последний выкрик в голове эхом. О балете… О её умершей части жизни. То, о чём с её же позволения никто никогда не спросит. Просто потому, что не интересно. Никому.
Могло ли быть интересно ему?
Светофор загорелся красным и резко Таня развернулась обратно. Перед самым носом Юры. Она тяжело дышала, обращая спокойствие в быструю злость. И как могла отворачивалась от разговора, но глаза всё равно косили в сторону наглеца.
– О балете? Что ты можешь не знать о балете?
Парень напрягся, спрятав руки за спину.
– Я ничего не знаю о балете. И ничего не знаю о тебе. Давай познакомимся? Ты со мной, а я с балетом.
Ветер сильный подул с запада и заставил девушку наклонится вниз. Укутать длинную шею в шарф, убирая с глаз мешавшие пряди волос. Она мило строила из себя сильную женщину и так же мило становилась обычной девочкой, которую двадцать минут назад случайный Юра хотел спасти от всего, а теперь он же смотрит изучающе, наклонив голову на бок. Вряд ли сможет сказать, зачем ему знакомство с девушкой в определённых обстоятельствах и честно не ответит, что такого интересующего было в балете.
Таня остывала. Становилась мягче взглядом и теплее голосом.
– Ты там про платок что-то орал. Покажи.
Быстро художник нырнул в карман куртки и вынул ткань, свёрнутую в десять раз. Старые затёртые узоры, застиранный орнамент, края заштопаны не в первый раз. И в глазах танцовщицы появляется трогательная детская нежность. Щёлк. И ей уже не за что злиться.
В руках парень держал дорогую вещь из её детства.
– Спасибо, – она робко выдохнула, спрятав платок между сжатых пальцев. Улыбка. Она была похожа на больную, испуганную и руки всё крепче и крепче, с остервенением сжимают потерянную вещицу.
Зелёные глаза опять смотрят с лёгким испугом.
– Пошёл я на хер, да?
– Нет. Ты там про балет что-то спрашивал или мне показалось?
Таня прищурилась и изобразила нечто, похожее на доброжелательность. Интерес. Теплеет парус одинокий в тумане серых дней. И ей до Лёши осталось больше двух часов. А здесь рядом парень ничего не знает о балете.
Он бы хотел в ответ расплыться в радостной улыбке, но запретил себе. Чего ещё можно ждать от взбалмошной танцовщицы.
Того, о чём ты и просил.
Она родилась без окружения танцев и почти по случайности попала туда. В хореографическую студию, куда бежала перед школой. Маленькая девочка Таня, жившая в неприметном питерском дворике и не имевшая никаких данных для будущей балерины. Пухлые щёчки, короткие ноги, полноватые руки. Да, повзрослеет, и вся полнота уйдёт в нужные места. Но учителя по хореографии смотрели с укором и не верили, что что-то изменится.
– В конце концов, я поступила в балетную академию Вагановой.