– Ты обещал приехать на восьмое марта, почему теперь нет? – любимая душа художника Майя сидела в позе лотоса на кровати, неловко держа плечом трубку телефона. Перед ней валялся смятый выпуск екатеринбургской газеты, на которой сушились покрашенные баллончиком кроссовки.
– Я проштрафился. И теперь на меня повесили куча работы. Буду работать без выходных, – грузно вздыхал парень, запуская пальцы в волосы. А в трубке звучало обидчивое мычание.
– Как проштрафился? Почему? Зачем ты это сделал? Ты не скучаешь по мне, раз позволяешь косячить и не приезжать на праздники?
Горькая улыбка в ответ. Любить на расстоянии было странно, но не тяжело. Екатеринбург – Москва. Они быстро научились так жить. Говорить нечасто, встречаться по праздникам, обмениваться подарками через "Почту России". И иногда Юра представлял, что его девушка в долгой-долгой командировке.
– Дадут выходной, ты приедешь ко мне сама.
Скоро Майя вернётся и будут ужины, прогулки, завтраки и занятые до отказа выходные. Вдвоём.
– Сама я могу и без тебя отдохнуть, – она обижено делала долгие паузы и после них всегда хотела одного – поскорее завершить вызов, – ладно, я спать, мне бутик открывать в восемь утра.
Юра глянул на время. Десять. Всего лишь десять вечера. А рядом, на циферблате, зарубка маркером – "+2 часа".
– Постоянно забываю, что у вас уже ночь.
– Звонил бы почаще, помнил бы всегда. День и ночь.
В ушах расстроенный голос. Юра подумает, что именно уставший. Да, середина рабочей недели и она точно устала. А он… Он вздохнул и улыбнулся. Палец по столу кончиком прочертил линию. И ещё одну. Тонкую. Они сливаются в контур незнакомого лица. Стоит сделать изгиб шеи и она будет узнаваема. Было бы неплохо не чувствовать сейчас усталость на завтра. Сказать "сладких снов, люблю тебя" и сесть за стол. Поближе к бумаге и карандашу. Продолжить контуры, линии, глаза… Но он уже забыл, как это – рисовать по памяти.
– У тебя ещё что-то? – сонный голос в трубке внушал обойтись без лишней болтовни напоследок. Но так нельзя. Не по правилам. Сейчас Юра не скажет, а завтра Майя обидится, послезавтра трубку не возьмёт и затем перестанет читать СМС.
Он сделал линию ещё, сдувая пыль с бумаги. Улыбается невольно и ведёт линию другим пальцем.
– Я люблю тебя. Вот и всё.
– Так просто?
– Да, незатейливо и так просто.
В конце концов, Мая всегда проигрывала и сменяла тон нытика на влюблённую девочку, прижав телефон к себе поближе.
– Люблю. Крепких снов. И всё-таки ты… Приедешь ко мне?
– Да, сегодня же. Приснюсь.
Нарисую шею, ключицы. Карандашом, которым не пользовался два года. Растушую тени подушечками пальцев, чтобы они создавали продолжение тела. Наклоню лампу поближе к бумаге, полусонный добавлю к мыслям Тверской бульвар, чистые облака, поменяю серые цвета на яркие. Зафиксирую карандашом улыбку в три часа ночи и потом приснюсь. Обязательно.
Потом проснётся она. Откроет свои карие глаза. Привычно утром от неудобного положения тела болят мышцы. Руки, спина, шея. Всё, кроме ног. Непривычно другое. За дверью, по коридору, через твёрдые стены сочатся запахи кофе, слегка подгоревшего хлеба и яиц. Таня поднесла к лицу будильник. Семь тридцать утра. Плотно к кровати приставлено инвалидное кресло, окно приоткрыто и холодный воздух вместе с солнечными лучами в комнату забегает на секунду, после растворяясь в тепле батарей.
Она с трудом приподнялась, ощущая невозможную слабость в теле. Ещё не до конца проснулась.
– Лёш, ты дома?
С громким стуком что-то грохнуло на кухне. Во сколько он пришёл? Не знала, но могла наверняка угадать, что пару часов назад. В районе четырёх утра. Рядом постель была не смята. Значит, Лёша на диване спал. Нормальная реальность. Совсем такая же, как мешком завалиться в кресло. Десять минут Таня каждый день тратит на то, чтобы пристроить себя. Собрать по частям на тесном сиденье. Поставить ноги на хлипкую подставку и выруливая между окном и кроватью, отправиться в соседние стены квартиры.