«Может, посидеть и подождать?» – думаю я, а сам почему-то не отворачиваю взгляда от ребёнка с книгой. Она это заметила и тоже смотрит на меня, но книгу не закрывает и не убирает.
«А ну-ка я у неё спрошу», – и я иду к девочке.
Она кладёт книгу на сумку, точнее портфель, который лежит рядом, взгляд от меня не отворачивает и медленно встаёт.
Подхожу. Освещение на станции не слишком яркое, но черты лица видно хорошо. Девочка смотрит на меня как-то странно. Хотя, может, это мне только показалось. Но её красивые глазки быстро бегают с одного моего глаза на другой, лобик слегка наморщился, крохотные бровки немного нахмурились, и она как-то слегка прикусила нижнюю губу, которая к тому же начала чуть подрагивать.
Она ждёт, что я скажу, а я остановился и забыл, что хотел спросить, и даже немного растерялся почему-то.
– Скажите, – начинаю я, – здесь, вот тут, – я пытаюсь найти правильные слова, чтобы не запутать ребёнка, – на второй лавочке…
Снова ищу слова, но меня как переклинило – стою и молчу. Выручил ребёнок:
– Вы маму ищете? – она говорит медленно и слегка дрожащим голосом, – Вы мой папа?
Я зачем-то полез в карман пиджака за письмом, которое мне дал Володька, а сам вижу: на глаза девочки навернулись маленькие слёзки. Она не смогла дождаться моего ответа и крепко обняла за талию своими маленькими ручками.
– Мама говорила, что ты приедешь, – а сама всхлипывает, но из объятий меня не отпускает, – Мама всегда верила, что ты приедешь! Что ты вернёшься! Что же ты так долго не ехал? Мы почти каждый день здесь тебя ждём… папка!
– У вас все в порядке? – слышу я голос женщины слева от себя.
Это подошла дежурная по станции.
– Тёть Нин, – девочка бросается обнимать дежурную, – вот видите: папка-то вернулся!
– Ой, боже ты мой! – вскрикивает женщина, и смотрит внимательно на меня, – Вас как зовут?
Видимо, она поняла, что по возрасту я должен быть старше мамы девочки лет на десять. Она знала, что Володя и Мария были одноклассниками.
– Простите, – тихо отвечаю я дежурной. Мне очень не хотелось расстраивать ребёнка, но я набрался сил, стиснул зубы и продолжил, – я, вот, по просьбе друга. Вот письмо.
Я протягиваю письмо женщине, она берет его, читает адрес, имя:
– Так это ему письмо, – делает ударение на слове «ему» дежурная, – От Маши. Правильно, Сонь? – и Нина показывает письмо девочке.
– Это бабушка подписывала, – девочка поворачивается ко мне, – а мама диктовала. Она же не видит.
В голосе ребёнка появляются другие нотки – нотки огорчения. Соня опускает взгляд, поворачивается к лавочке и начинает складывать свои вещи в портфель. Но вдруг что-то вспоминает и обращается ко мне:
– А где папа?
Она стоит, замерев, и не отворачивает от меня взгляда.
– Давайте я вам всё расскажу, только не здесь, не в метро, хорошо?
– Тогда идёмте к маме.
– А далеко мама?
– В больнице лежит. У неё осколок под сердцем зашевелился.
– Хорошо, идём, отвечаю я, а сам думаю: «Боже, и Маше досталось».
– А как вас зовут?
– Меня зовут дядя Саша. Я с твоим папой воевал.
– А где же папа? Почему он так давно не пишет? – с горечью в голосе произносит Соня, – И не едет домой…
* * *
Наш обоз поворачивает вправо и этот поворот последний перед нашим лагерем.
Я не иду рядом с телегой, а бегаю трусцой туда-сюда, чтобы согреться. Каждый раз, когда пробегаю мимо Володьки, смотрю, не проснулся ли.
«Спит», – думаю я, – «Вот и хорошо. Пусть лучше спит, чем мучается».
Вот нам навстречу уже вышло несколько человек. Они помогают расставить обозные телеги, перетащить грузы, снять раненых, распрягают лошадей и отводят их в крытое стойло.
Я подхожу к телеге, на которой спит Володька. Санитары откинули шинели с груди друга и начали осматривать. Трогают лоб, щупают пульс. Один из санитаров расстегнул гимнастёрку Володьки и приложил ухо к его груди, прислушался. Затем достал маленькое круглое зеркальце и поднёс его к губам моего друга. Подержал немного и повернул к себе лицевой стороной.
– Все, – были его слова, – уже не дышит. И пульса тоже нет…
* * *
За уничтожение вражеского аэродрома дальних бомбардировщиков, за бой под Деснянском весь наш партизанский отряд был представлен к наградам.
Моего Друга Владимира М. наградили орденом «Красной звезды».
Все его награды и неотправленные письма я передал его супруге и дочке.
Во время одного из авианалётов на Москву в июне 1941-го Мария получила сильные ранения. Из-за попадания в глаза мелких осколков, пыли, земли, мусора она ослепла. Зрение ей вернуть не смогли. Но на протяжении многих лет она ходила на станцию «Арбатская» и ждала своего Володю на второй скамейке у выхода, как они и договаривались.