Ганник отворил дверь. Чудовище было насажено на толстый арматурный прут и делало отчаянные попытки вырваться. Дверь открылась, и двое мужиков рванули внутрь, чуть не сбив Ганника с ног. Они ухватились за прут и согнули его еще ниже, еще двое взялись за другой конец, и вопреки опасности, исходящей от мощных ручищ Путевого обходчика, все же согнули прут к правой стороне, тем самым «пригвоздив» монстра к месту.
- Отчаянные вы ребята, черт... - Ганник смахнул рукой пот со лба. Артем сразу же полез к нему обниматься.
- Ган, дружище! Если бы ты только знал, через что мы прошли, пока искали тебя!
- Если бы ты знал, Артемка, через что я прошел... ужас... А эти ребята с тобой?
- Друзья! - улыбнулся Артем. - С ним закончили, - сказал один из мужиков. - Теперь с ним!
- Эй, минуточку! - воскликнул Артем, встав на защиту своего друга. - Вы чего это?!
- Он гребаный охранник!
- Ничего я не охранник, - Ганник демонстративно расстегнул китель, показав им свою робу. - Брюки снимать? - спросил, собираясь расстегнуть штаны на молнии.
- Не надо, - отмахнулся один из мужиков, носивший грязную рыжую бороду, - верю!
- Ладно, давайте уже выбираться из этого дерьма, да поскорее... Мертвая голова говорит, что на причале нас ждет корабль. ЗАЖИВЕМ! - последнее слово он буквально выкрикнул в какой-то сумасшедшей эйфории.
- И вы ей верите?
- Ну дык! - улыбнулся рыжий бородатый мужик. - Кто бы она ни была, она крута! Открыла камеры, выпустила нас, чем не кайф?
- Да, Ган. Борян прав. Мы перед ней в долгу. Она освободила нас, - подтвердил Артем.
- А если ты будешь выступать, - самый коренастый мужик подошел к Ганнику и вынул нож, - зарежу как свинью. Особенно, если против Мертвой головы что-нибудь вякнешь!
Ганник сдержанно отмолчался, видя, что его лучший друг полностью на их стороне.
- Древень, отвали от него. У каждого свое мнение теперь. Не хочет с нами, пусть вон с ним возиться, - сказал Борян и кивнул в сторону Путевого обходчика, что до сих пор не мог вызволить себя из арматурного капкана.
- Ты с нами Ган? - спросил Артем, положив свою руку ему на плечо.
- А черт его знает! Пошли! - согласился Ганник, хотя не был уверен в своем решении...
***
- Вакханалия продолжается, ребятки! Скажите, кто из вас когда-либо не мечтал покинуть стены этой тюрьмы? Все мечтали? Чудненько, тогда все на борт! - донесся голос из корабельного репродуктора, и покрытый старой ржавчиной корабль принимал пассажиров на борт.
- Значит, это была запланированная акция? - спросил Ганник.
- Значит запланированная. А тебе не все равно? - раздраженно произнес Древень.- Странно это все... корабль... Мертвая голова...
- Он забирает к себе всех зеков, - сказал Борян.
- Всех без исключения? Даже тех, что находились в подвале? - удивился Артем. - Я думал, что только нормальных.
- Я же сказал тебе, всех! - рыкнул Борян. - Значит всех! Поскорей бы уже отплыть отсюда! Тошнит от этого снега!
Подойдя к трапу, Ганник обернулся: позади шла целая вереница освобожденных зеков. Прислушавшись, он различил зычные голоса:
- Эй, поднимай! Давай-давай, живее! - Ганник всмотрелся вдаль и увидел, как зеки набросили веревку на толстую шею бывшего начальника тюрьмы Коптелова. Было слышно, как тот орал, словно затравленная свинья. Руки у него были связаны за спиной, а двое здоровенных заключенных, взяв в руки веревку, подняли его так высоко, как это вообще мог позволить заиндевевший флагшток, на котором ранее висел российский флаг, а теперь - казненный Коптелов...
- Внимание, вещает Мертвая голова! Мы провели с вами незабываемое время! Надеюсь, слишком пестрая публика не разочарует вас, ребятки, особенно тех двоих, которым сильно не повезло оказаться на борту этого корабля.
- Интересно, кто эти несчастные? - спросил Ганник, посмотрев на Артема, и услышал доносившийся из толпы знакомый голос, который вещал: «Милый, милый дядюшка Гримм, усни своим сном, дядюшка Гримм... Все мы когда-нибудь умрем».
- А ну расступитесь, упыри! Дайте дорогу! - кричал кто-то среди зеков. Голос все приближался. И когда люди посторонились, дали пройти Хирургу, маньяк показал на друзей, злобно ухмыльнулся и пробормотал:
- Привет, мальчуки!
Его лицо, выбеленное и испещренное швами, стало еще более лютым.