Старушка поднесла мне ковш с водой и приподняла, помогая напиться.
— Где я? — спросила ее.
— Ничего не помнишь?
Я покачала головой и посмотрела на свои руки. Мои кольца исчезли. Дотронувшись до ушей, обнаружила и потерю сережек. С подозрением посмотрела на бабку.
— Не смотри так! Я не воровка. Их Бартин снял, управляющий. Кольца и сережки сразу, как тебя принес, а одно кольцо не снималось, и он его вчера забрал, когда приходил узнать, как ты.
Я догадалась, что речь идет об обручальном кольце. Оно и раньше плотно сидело. Во время беременности пальцы распухли, и снять его не было возможности. Наверное, за время болезни я похудела, вот оно и снялось.
— Что это? — дотронулась я до шеи.
— Рабский ошейник.
— Я свободный человек! — возмутилась я.
— С этим не ко мне, милочка. Тебя Бартин у торговцев купил. Ты сама откуда?
— Из России, — закинула пробный шар я и получила ожидаемый ответ:
— Где это? Не слышала. Наверное, совсем издалека привезли, — покачала моя собеседница головой.
— А где я нахожусь? — спросила ее. Я помнила все, что со мной произошло, и если это не загробная жизнь, то я точно не на Земле.
— Это Гарлэй, поместье аттана Корнуилса, приближенного самого императора.
— Аттана?!
Она покосилась на меня, как бы спрашивая, откуда я такая взялась, что ничего не знаю, но ответила:
— Это титул. Один из самых высоких.
— А какие еще есть? — спросила без особого интереса.
— Из знати идут керны, а ниже их — берды.
«Князья и бароны», — перевела для себя. Дотронулась до груди, ощутив под ладонью грубую ткань рубашки. Этот жест не остался незамеченным.
— Нет у тебя молока. Перегорело, — с сочувствием сказала мне старушка. — Ребеночек хоть жив? Ох как разозлился управляющий, когда понял, что ты уже родила. Он-то думал, что ты в тяжести. Видать, совсем недавно разрешилась? У тебя живот еще не опал.
При мысли о ребенке на глаза навернулись слезы. Не понимала, что произошло и как я тут оказалась, но хотелось верить, что сын жив. Поступок Влада оценивать в данный момент не могла. Понимала, что он нас спас, иначе мы были бы мертвы, но каким образом он это сделал? Чего я не знала о нем? Что это за мир и как я тут оказалась? Я помнила, как затрясло тоннель, в котором мы перемещались. Умом понимала, что что-то пошло не так и он спасал нашего сына, но сердце болело.
Скажи он мне пожертвовать собой ради ребенка, я бы жизнь отдала. «Прости», — его последние слова мне.
«Нет, нужно верить, что он меня найдет! Если сумел переместить нас, то и меня найти сможет, — сказала себе. — Если он смог спасти нашего сына — за одно это его прощу. Хотя ему придется многое объяснить».
— Не плачь. Это жизнь, — похлопала меня по руке старушка, по-своему восприняв мои слезы. — Ты молодая, и детки у тебя еще будут.
— Кто меня переодевал? — спросила я ее, не став ни в чем разубеждать.
— Я. Твою рубашку постирала. Исподнее у тебя странное, его я тоже выстирала и пояс, каким обвязана была, сняла. Думала, рана какая. Ты зачем его носила?
— Это чтобы живот втянулся после родов, — ответила я ей, соображая, о какой рубашке она говорит. Может, мой летний сарафан за рубашку приняла?
— Да?! У наших молодок он сам втягивается. Ну, если хошь, я тебе его принесу.
— Помогите встать, я в туалет хочу, — попросила ее, приподнимаясь на постели.
— Давай, милая, — подставила она мне свое плечо, а потом спросила, бросив острый взгляд: — А не боишься ко мне прикасаться?
— Вы заразны? — замерла я.
Старушка засмеялась, неожиданно развеселившись:
— Нет, но многие считают, что мои знания от нечистого и называют ведьмой.
— Вы знахарка? — догадалась я, уже безбоязненно принимая ее помощь.
— Иные и так зовут, когда помощь нужна.
Было заметно, как ей польстило, что я ее не боюсь.
— Наверное, обидно, когда людям помогаешь, а они стороной обходят, — посочувствовала ей я, с трудом поднимаясь с постели.
— Я привыкла, лучше себя пожалей. Сразу видно, что ты из другого теста, чем наши девки. Тяжело тебе здесь придется. Выкупить хоть есть кому?
— Знать бы еще, куда писать, — сквозь зубы произнесла я, наваливаясь на старушку. Она, на удивление, оказалась крепкой и мой вес выдержала.
Мы вышли во двор. Я вдохнула свежий воздух, осматриваясь. Дом стоял на отшибе. Его окружал невысокий плетеный забор. Мы спустились по ступеням и меня провели в закуток, где можно было сделать свои дела. Я отметила, что крови после родов уже нет. Еще удивило, что все кости целы и нет никаких переломов. Когда я первый раз пришла в себя, была такая боль во всем теле, как будто каждая кость раздроблена. Меня порадовало, что это оказалось не так. С уровнем медицины здесь мне бы не выжить или быть калекой до конца своих дней.
Знахарка помогла мне дойти до лавки на улице и усадила.
— Я слышала, хозяин приезжает. Может, тебе с ним поговорить? Если ты из благородных и тебя есть кому выкупить, он пойдет навстречу, — завела снова разговор она. — Он неплохой человек, а вот с управляющим норов не показывай. Это он с приездом господина присмирел, а в его отсутствие творит что пожелает, и управы нет. Если разозлишь — плохо тебе будет.
Я молчала и мотала на ус. К управляющему у меня свои счеты были, но бросаться на него и что-то требовать я не собиралась. По крайней мере, пока.
— Как вас зовут? — решила я познакомиться. — Меня Виктория, можно Вика.
— Я Варлея, а вот у тебя имени уже нет — рабы его теряют. Как хозяин решит назвать, такое и будет.
— Я — Вика, — с нажимом ответила на это. — Можно воды?
— Сейчас, девонька, принесу, — покачала головой на это Варлея и пошла в дом.
Вода придала мне сил, и в дом я зашла уже без посторонней помощи. Меня волновало, какая жизнь меня ждет, и я насела на единственного человека, который мог ответить на мои вопросы.
По всему выходило, что я принадлежу целиком и полностью владельцу поместья. Прав у меня никаких, а все, что ждет, — это работа от рассвета до заката за еду. Я заикнулась о том, что торговцы не имели права меня продавать, но Варлея дала понять, что меня никто и слушать не будет. Подай я жалобу властям — ее даже читать не станут от рабыни, да еще если увидят имя моего владельца, попросту посоветуют выпороть. Бежать смысла нет. Любой меня выдаст, и если поймают, тут же вернут владельцу, да еще клеймо поставят, как беглой, и выпорют.
— Вы умеете писать? — спросила знахарку.
Та бросила на меня странный взгляд:
— Зачем тебе? Писать ничего не стану.
— Я просто хочу понять, знаю ли я вашу письменность, а то язык понимаю, а вот насчет письма не уверена.
— Ты что, не помнишь?
— Головой ударилась и есть некоторые провалы в памяти, — ответила я, немного покривив против истины.
Чуть поколебавшись, та все же насыпала на стол немного муки и стала выводить буквы. К моему сожалению, мне непонятные. Это было плохо. Не зная грамоты, ты никто: ни законы их почитать не смогу, ни жалобу написать. Придется учить.
— Научите меня! — обратилась я к Варлее.
— Да ты точно умом повредилась?! — в раздражении бросила она. — Зачем тебе? Ты хоть слышала, что я тебе говорила? Работать тебе без продыху!
— Значит, после работы буду приходить, — твердо произнесла я. — Помогать с травами и так далее… Без грамоты никак нельзя, иначе навсегда рабыней останусь.
— Ты почему с хозяином поговорить не хочешь?
— Не знаю, где сейчас мои родные.
— Вы путешествовали? Что с тобой случилось?
— Путешествовали. Помню плохо, — потерла я лоб.
— Так, может, они тебя и продали?
— Нет!!! — воскликнула я, а потом взяла себя в руки: — Вы просто не понимаете… Бабушка Варлея, помогите! — схватила я ее за руку.
— Да чем я тебе помочь-то могу?!
— Научите письменности вашей. Если можно, и в травах разбираться. Думаю, здесь это не лишним будет. Вы очень хорошая целительница, раз так быстро меня на ноги поставили. И это, конечно, не мое дело, но, видно, вы не всегда в этой избушке жили. — При этих словах глаза Варлеи блеснули, и я поняла, что угадала. — Научите, как выжить здесь.