Осторожно - пума!

ли из насыщенной водой одежды вроде крыши, кладя ее пря-

мо на головы, а с боков она висела в виде занавесок. Прошло

какое-то время, и мы начали ощущать свои тела. Тепло тела

товарища потихоньку согревало кожу и проникало глубже.

Однако полностью мы так и не согрелись. Никто из нас не

понял, что было в ту ночь: бред или полудрема. Время от

времени то тот, то другой поднимал висящий полог одежды,

стараясь заметить наступление рассвета в непроглядной

тьме.

Ручаюсь, что та в общем-то короткая августовская ночь

на берегу Огоджи была самой длинной в моей жизни. Она

была длиннее бесконечной ночи с одиннадцатого на двенад-

цатое января 1943 года, когда, лежа в снегу на берегу ско-

ванной льдом Невы, я ждал сигнала, чтобы поднять свою ро-

ту в атаку для прорыва блокады измученного Ленинграда.

Она была длиннее и той январской ночи в 1945 году, когда

меня выносили из боя, а затем везли шестьдесят километров

по фронтовому бездорожью с раздробленной ногой к поль-

скому городку Сендзишуву и я несколько раз терял созна-

ние от нестерпимой боли и потери крови. Она была длин-

нее потому, что тогда впервые ко мне подошла смерть и я

живо ощутил ее холод — первые впечатления всегда самые

сильные. До сих пор зрительная память сохранила тот га-

лечный полуостровок, равнодушные ели и буйствующую

реку...

Много лет спустя на Чукотке, так же в августе, замерзли

четыре исследователя — близко знакомые нам товарищи.

41

Их нашли в разных местах недалеко друг от друга окоче-

невшими, в мокрой одежде. Они не догадались освободиться

от этого холодильника, не согрели друг друга своими тела-

ми. Убийцей стала их мокрая одежда.

...Наконец из тьмы стали выступать поседевшие за ночь

ели и обозначились контуры сопки на противоположной сто-

роне реки. Наступал холодный рассвет.

Некоторое время мы сидели, не решаясь расстаться с на-

гретой нашим дыханием крышей. Наконец набравшись ре-

шимости, быстро выскочили и начали одеваться, с трудом

попадая руками и ногами в складки слипшейся и местами

обледеневшей одежды. От прикосновения к только что с

таким трудом оттаявшему телу мокрой и холодной одеж-

ды болезненно сжимались мышцы. Это была жестокая пыт-

ка холодом. Кое-как натянув наконец все, мы молчком

быстро стали карабкаться на крутую каменистую сопку и

скоро очутились в облаках. Дождь перестал, но все мутное

пространство вокруг было насыщено влагой и холодом.

Крутой склон резко переходил в ровную, почти горизон-

тальную поверхность вершины, покрытую таежной гарью.

Гари в тайге бывают верховые, когда горят только кро-

ны деревьев, а стволы остаются, как мрачные колонны без

крыши; низовые, когда горят кусты и валежник; сплош-

ные, при которых сгорает все, и на этих местах поселя-

ется трава-вейник, иван-чай, осоки. Здесь гарь была низо-

вая. Сгорели кусты, вместе с ними мох с тонкой торфяной

подстилкой, прикрывавшей каменистый грунт и сильно щеб-

нистую почву. Лишенные опоры и питательной базы, мно-

гие деревья засохли и попадали при первом же сильном

ветре. Навалившись друг на друга, они создали что-то вроде

баррикад, исключив всякую возможность движения по зем-

ле. Беспорядочно наваленные во всех направлениях стволы

ощетинились острыми сучками, грозя воспользоваться ма-

лейшей оплошностью пешехода и разорвать его одежду

вместе с кожей.

— Хождение по канатам под куполом цирка,— невесело

пошутил Матюков.

Ему особенно трудно преодолевать этот хаос из-за ною-

щей ноги.

— Да, богатая практика. На старости лет, когда уже не

смогу работать в тайге,— продолжил его мысль Верши-

нин,— подамся в цирк. После такой практики быть гим-

настом сущие пустяки.

Балансируя по мокрым, скользким, нередко пружиня-

42

щим стволам и перепрыгивая с одного на другой, медленно

двигались мы по гари. Туман был так густ, что в десяти шагах

нельзя было отличить дерево от медведя. Впрочем, ни один

уважающий себя и находящийся в полном разуме медведь,

конечно, сюда бы не забрел — мы это знали и совершенно

не опасались встречи с хозяином тайги. Нам деваться было

некуда. Мы вынуждены были скакать по завалу. Ориенти-

роваться в тумане да еще по гари невозможно. Вытаскивать

часто компас было трудно и не хотелось из-за холода. Дер-

жать же его все время в окоченевших пальцах — значит ли-

шиться этого единственного путеводителя на первом же прыж-

ке. В общем на компас я почти не смотрел, и шли мы, каза-

лось, по прямой, стремясь к северу, но, как только удава-

лось взглянуть на него, так неизбежно выяснялось, что идем

почти на восток. Поворачивали, некоторое время шли на

север, а еще некоторое время опять незаметно для себя ук-

лонялись вправо.

Долго длилось путешествие. Ноги от напряжения и уста-

лости дрожали. Прыжки были неверные, что еще больше

выматывало остатки сил. Сесть было почти невозможно из-за

холода, и поэтому отдыхали часто, но стоя. Опять потеря-

лось чувство пространства и времени. Казалось, что прошли

не менее пяти километров, а между тем в радиусе двух ки-

лометров от Угольного Стана гари не было — значит, до

Стана еще далеко.

— Что-то длинная эта гарь. Надо выходить к реке,—

предложил я.

Все согласились и повернули в ту сторону, где теорети-

чески протекала Огоджа. Гарь еще тянулась долго, но на-

конец поваленных деревьев стало меньше, началось мелко-

лесье и заметный уклон к долине. Вскоре послышался шум

реки.

Ущелья не было. Вдоль берегов мутного потока тянулся

лиственничный лес с багульником по колено. Как ни труд-

но ходить по густой багульниковой сети, но для измученных

гарью людей это было вроде отдыха.

— Ну, все! Теперь близко.

— Если бы не было тумана, пожалуй, были бы уже вид-

ны сопки близ Стана.

Однако время шло, и мы тоже шли, напрягая силы, как

по сугробам, вытягивая ноги из цепкого багульника, а зна-

комые места не появлялись. У меня возникло сомнение.

Долина была явно мельче, чем у Огоджи, а чем ниже по те-

чению, тем она должна бы углубляться. Долина слишком

43

узкая и мало разработана, но скал не было, что совсем не

напоминало огоджинскую долину. Но с другой стороны, ши-

рина русла и мощность потока были типично огоджинские.

Пришлось вытащить компас. Когда я взглянул на стрелку,

то не поверил своим глазам — река вместо положенного се-

верного направления текла на юго-запад...

У меня подкосились ноги. Надежда на скорый отдых,

тепло и миску супа лопнула как мыльный пузырь. Пытаясь

сообразить, в чем дело, шел я, держа компас обеими руками,

спотыкаясь и ничего не говоря товарищам. Я все надеялся,

что это какой-то вираж реки, что вот там, за кустом, река

повернет на свое северное направление. Но нет, она упрямо

несла свои воды на запад, на юго-запад и за этим, и за сле-

дующим кустом. Мелькнула дикая мысль: неужели мы в ту-

мане перевалили через водораздел в бассейн Буреи? Однако

не могли же мы, еле держащиеся на ногах, за неполный день

пройти пятьдесят километров, которые отделяли район на-

шей съемки от водораздела!

— Ты чего это свой компас изучаешь? — заинтересовал-

ся Вершинин.

— Да понимаешь, что-нибудь одно из трех: или испор-

тился компас, или мы на пороге открытия крупной магнит-

ной аномалии, или это река не Огоджа.

— Брось шутить,— мрачно посоветовал Михаил Ива-

нович.

Но, взглянув на компас, взял его, долго тряс, вертел