во все стороны и вдруг заорал с диким выражением налив-
шихся кровью глаз:
— Чего же ты раньше смотрел, так твою и эдак! Про-
пали теперь! — И он бросился бежать вверх на сопку.
Усомнившись в ясности его разума и видя по растерян-
ным лицам рабочих, что они окончательно потеряли надежду
остаться в живых, я собрал всю силу своего далеко не тихо-
го голоса, придал ему максимальную повелительность и
тоже гаркнул:
— Стой! Садись!!!
Окрик несколько отрезвил всех, погасив зародыш па-
ники. Сели и, вытащив мокрый комок бумаги, ранее бывший
картой, постарались найти свое местоположение. Как ни
вертели раскисшую карту и компас, что ни думали, а так и
не могли найти удовлетворительного объяснения, куда это
нас занесла нелегкая.
Тем временем туман несколько приподнялся, и сквозь
редкие его разрывы замелькали белесые просветы.
44
— Я дальше не пойду, — заявил Иосиф.— Если дойде-
те, то пришлите сюда Соловьева с оленями.
— Сейчас влезу на дерево, посмотрю— решил Вершинин.
— Надо идти вниз по реке, куда-нибудь придем,— пред-
ложил Грязнов.
Составить ясное представление о местности с дерева поч-
ти невозможно. Вершины сопок неожиданно возникали из
быстробегущих серых туч и опять тонули в них. Их очерта-
ния были искажены и незнакомы. Мелькание вершин не толь-
ко не создавало ясной картины местности, а, наоборот, сби-
вало с толку. Тем не менее Вершинин, имевший профессио-
нальную натренированную зрительную память, вдруг глу-
бокомысленно заявил со своей лиственницы:
— Местность вроде знакомая, но когда я тут был?
Последовала долгая пауза до следующего прорыва в об-
лаках.
— Ребята! — вдруг закричал Вершинин, быстро съез-
жая с дерева,— мы тут ночевали!
Все, и в том числе Иосиф, сорвались с места и заспеши-
ли вниз. Пройдя несколько метров, мы увидели устье Курбы
и полуостровок, который покинули утром. Таким образом
больше половины дня потратив на изнурительный переход по
гари и сделав большой круг, мы вернулись обратно, виной
всему этому были холод и туман. И все же настроение подня-
лось.
— Теперь хоть знаем, где мы.
— Ну, теперь от реки — никуда.
Забравшись на сопку по той же каменистой осыпи, кото-
рую преодолели утром, мы пошли вдоль края скалы в гу-
стом мелколесьи, перемежающемся с участками гари.
— Опять эта чепура проклятая!
— Чепура бы еще ничего, а вот дождь с нее — это вредно.
Действительно, каждое прикосновение к кустам вызывало
ливень.
— Попробую сойти вниз, может быть, там лучше,— ска-
зал я.
— Хорошо. Если там скал нет — крикни,— согласился
Вершинин.
Иосиф пошел за мной — с горы легче идти. Скал не было.
Я закричал:
— Давай сюда!
Но шум реки заглушил голос. В ответ тоже кричали, а
что — не мог разобрать. Видя, что топографы на спускают-
ся, мы через несколько минут вдвоем двинулись в путь. Он
45
был непродолжительным. Вскоре его преградила очередная
скала. От самой воды до верха скалу разбила расселина шири-
ной в метр — полтора.
— Как? Влезем? — спросил я Иосифа.
— Влезем.
Первым полез он. Забыв одно из правил альпинистов —
не лезть на скалу, пока не остановился впереди идущий, я
начал взбираться следом за ним, упираясь ногами в одну,
а спиной в другую стенку расселины и помогая себе руками.
Уж очень холодно было стоять без движения. Перед самым
верхом скалы расселина поворачивала влево под прямым
углом. Когда я уже приближался к середине расселины,
Иосиф скрылся за поворотом. Вдруг почти сразу послышал-
ся грохот и крик: «Камень!» Тут же из-за угла вылетел ка-
мень побольше головы, с силой стукнул в стенку расселины,
отскочил и ударился в противоположную...
Часто бывает в момент смертельной опасности, мысль,
как теперешние счетно-кибернетические машины, с удиви-
тельной последовательностью и логичностью произвела все-
сторонний расчет. Чтобы свалить меня с почти отвесной
скалы, достаточно легонького толчка, а не только камня,
способного раздробить голову или поломать ребра. Пос-
мотрел вниз. Там острые камни и лютый поток Огоджи,
только и ждущий, чтобы искромсать, истолочь, превратить
в котлету. Кроме того, лететь туда около пятнадцати мет-
ров — и без Огоджи жизни лишишься. Разминуться с кам-
нем в метровой расселине трудно, но можно. Нужно только
сделать полшага вверх. Почему полшага? Не помню, чтобы
это было рассчитанное, хотя бы глазомерно, расстояние.
Скорее всего инстинкт подсказал эти полшага с математичес-
кой точностью. Также не помню, чтобы при этом я торопил-
ся,— нет, просто были сделаны полшага, спина уперлась в
стену, ноги в другую, а в следующее мгновение камень силь-
но ударился около уха повыше плеча, отскочил, ударился
против носа, затем около кисти правой руки и полетел
дальше зигзагами, отскакивая от стенок расселины. По ру-
кам и лицу больно застучала свита обломка — мелкие ка-
мешки и дресва. Проводив глазами камень и его спутников,
пока они не скрылись в воде, я быстро проскочил остаток
щели.
— В другой раз осторожнее надо с камнями,— вскользь
заметил я Иосифу.
Что еще можно было сказать, когда сам виноват? Веками
стоящие горы и тайга не терпят поспешности и жестоко на-
46
называют нарушителей. Впрочем, камень в тесной расселине
не произвел заметного впечатления на усталое сознание.
Дальнейшее движение шло, может быть, немногим быст-
рее ползущей улитки. Усталость, голод, бессонная ночь, а
главное противный холод мокрой одежды быстро съедали
остатки физических сил. Багульник, на который в обычное
время не обращалось большого внимания, сделался почти
непреодолимым препятствием. Он схватывал ноги и цепко
держал их. Особенно было плохо Иосифу — его раненая
нога распухла. Нас передвигала уже не физическая сила
и даже не воля, а, очевидно, привычка к ходьбе. Мы просто
механически переставляли ноги, останавливаясь в изнемо-
жении через пятьдесят — шестьдесят шагов. Но ни стоять,
ни тем более сидеть долго мы не могли из-за цепенящего хо-
лода. Одна минута — и мы начинали переставлять ноги
дальше. Казалось, что поход никогда не кончится. Мысли
тащились в темпе ходьбы и только в одном направлении.
Настанет ли момент, когда мы переступим порог избушки
и можно будет стянуть с себя все мокрое? Придется ли
когда-нибудь сесть, хотя бы у костра, и съесть миску горя-
чего супа?
Именно тогда я узнал, какова высочайшая цена хотя бы
пусть рваной, но сухой одежды и одной-единственной та-
релки горячего супа или кружки чая. Все, что было пережито
до этого, отодвинулось в невероятную даль, потускнело и
утратило всякий смысл, казалось мелким и ничтожным.
Тем временем на дальневосточную тайгу спускалась тем-
нота. Если в прошлую ночь было нас четверо, то теперь два
человека имели в несколько раз меньше запасов тепловой
энергии, даже нет топора, унесенного Грязновым. Снова на-
чался мелкий дождь. Снова в глазах поплыла серая муть,
а силуэты деревьев начали сливаться в общую черную массу.
Появилась апатия. Мозг был занят только руководством
перестановки ног.
И вот когда сознание готово было потемнеть точно так же,
как потемнела тайга, что-то блеснуло.
— Ты видел? — закричал я.
— Огонь!
Где-то далеко-далеко, еле-еле пробившись сквозь качаю-
щиеся кусты, мелькнул и померк огонек. Через несколько