Ю. П. ПАРМУЗИН
Осторожно пума!
Записки географа
ГЛАВНАЯ РЕДАКЦИЯ
ГЕОГРАФИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
М., «Мысль», 1973
От автора
Эта книга о рядовых первопроходцах, пионерах в исследованиях сибирских и дальневосточных природных богатств, о природных условиях этих советских земель и о самом страшном звере.
Самый страшный? Читатель, особенно если он зоолог, наверняка усомнится: путает что-то автор — самого страшного не бывает! В самом деле: кто это — медведь, тигр, крокодил, а может быть, иксодовый клещ?
И все же автор утверждает, что самый страшный зверь существует. Он притаился внутри нас — экспедиционных работников, путешественников, туристов и яростно пожирает своего хозяина — только поддайся. Имя его — непредусмотрительность. Он беспощаден к тем, кто неопытен, но самоуверен, беспечен и надеется на авось, слаб физически и неустойчив морально, слабоволен и рассеян.
Читатели газет нет-нет да и встретят горестную весть о том, как человек, оказавшись лицом к лицу с тайгой или горами, тундрой или просто рекой, то завален лавиной, то замерз, то, растерявшись, заблудился или утонул. Начинают искать виновного, суд, разбирательство, наказание… Главное же наказание получает сам пострадавший и дело, не доведенное им до конца. Его гибель — горе родным и близким.
Автор и его сверстники не изучали курса техники безопасности в экспедициях по той простой причине, что создатель этой совершенно необходимой дисциплины профессор Г. К. Тушинский в то время был студентом географического факультета Московского университета. Вот и приходилось нам, неопытным, необученным, постигать на многотрудной практике и элементарные требования к экспедиционной одежде, и сложные правила сохранения здоровья и самой жизни в необжитых таежных просторах Сибири и Дальнего Востока.
Незнание техники безопасности и типичные для студентов жизнерадостность и легкомыслие приводили иногда к трагическим последствиям. Если же трагедии по счастливой случайности не происходило, то все минувшие ошибки и промахи воспринимаются сейчас как комические недоразумения. Впрочем, трагическое и комическое — одно из проявлений закона единства противоположностей в экспедиционных исследованиях.
Однако курс техники безопасности читается, а люди гибнут. В чем дело? Да в том, что эта самая непредусмотрительность не только свирепый, но и коварный зверь. Он внушает студенту и молодому туристу: «Не все, что читают профессора, принимай всерьез. Ха, техника безопасности — чепуховый курс!»
В этой книге автор решил поделиться с читателем горьким опытом давних времен. В то время, о котором повествуется здесь, он был молодым специалистом и непосредственным участником или свидетелем описываемых событий. Он не изменил ни время, ни места действий, ни географических названий, ни имен действующих лиц.
Да простят мне здравствующие герои моих записок, если тут повествуется несколько не так, как они представляли свои поступки тогда! Каждому человеку свойственно представлять действия, как собственные, так и товарищей, по-своему, и что же делать, если мне так вот и представлялось, как здесь написано?
Осторожно — пума!
В начале тридцатых годов, тогда, когда мы были еще студентами, Родине срочно потребовалась точная топографическая карта. Вместе с созданием отечественной авиации возникло несколько аэрогеодезических предприятий. Новые требования порождали новую технику, новая техника требовала новой методики выполнения работ. По предложению наших старшекурсников В. А. Буханевича, Б. А. Колесникова и других, поддержанному именитыми географами, в аэрогеодезических предприятиях возникла новая должность — «географ». Кто станет географами производственных предприятий? Конечно, молодежь.
Итак, мы были первыми! Что мы можем сделать и что с нами делать, мало кто представлял, и тем более руководители аэрогеодезических экспедиций, на чью голову свалились в качестве специалистов десятка три студентов-практикантов. Наш же студенческий ум и вовсе не был в состоянии осмыслить всей грандиозности свершившегося события — учреждения первой географической должности в производственных предприятиях. Практического опыта, с которого можно было бы взять пример, и вовсе не было — наступал тот период, который в истории геолого-географического изучения нашей страны вошел под названием переходного от индивидуальных исследований к коллективной площадной съемке.
На долю группы студентов третьего и четвертого курсов Московского университета выпало Забайкалье. Конечно, в первую очередь возникла мысль: а что нам известно о Забайкалье? Большую Советскую Энциклопедию, которой так успешно пользуются сейчас студенты, тогда еще только начинали издавать, и том на букву «З» в библиотеки не поступал. Нашли мы две книги — В. А. Обручева «Селенгинская Даурия» и Л. И. Прасолова «Южное Забайкалье» (почвенный очерк). Но как мы ни перекапывали каталоги библиотек, ни о растительности, ни о животном мире, ни о климате, ни тем более о современной экономике ничего не выяснили. В конце концов нам стало казаться, что наше отечественное Забайкалье — страна еще не открытая. Нам даже в голову не приходило обратиться, как сейчас узаконено во всех вузах, за консультацией к нашим профессорам, из которых только Н. Н. Баранский бывал в Сибири в первое десятилетие нашего века, и то не по географическим, а по революционным делам.
Мы занялись самодеятельностью. В ожидании отъезда было решено ознакомиться с флорой и фауной Забайкалья через ботанический и зоологический сады. Вы думаете, эта затея достигла цели? Ничего подобного! В Ботаническом саду Московского университета на Первой Мещанской под стеклом оранжереи зеленели пальмы, бананы, магнолии, диковинные цветы наполняли ее запахами Африки и Южной Америки, Западной Европы и Австралии — и ни одного растения из Забайкалья, даже тривиальной даурской лиственницы в саду не было. Сибирь была страной трудной, почти неосвоенной и малоисследованной.
Не лучше было и в зоологическом саду. Кого только нет в нашем зоопарке! Львы из Сахары, обезьяны с Амазонки, страусы эму из австралийской саванны, попугаи Малайских островов, питоны Индии, крокодилы Нила. Среди множества иностранцев лишь наш добродушный сибирский медведь слонялся из угла в угол по клетке да какой-то облезлый камышовый кот считался забайкальским, хотя в Забайкалье камышовые коты практически вывелись и этот реликт сохранился только здесь.
Однако не пропадать же пятидесятипроцентным студенческим билетам! Мы разбрелись по зоосаду. После наиболее захватывающего зрелища клетки с мартышками, с их на первый взгляд непоследовательными действиями мое внимание привлекли хищники. В одной из клеток сидели две крайне недовольные пумы. Возможно, проходила семейная ссора или они, как на некоторых зимовках разнохарактерные люди, видя постоянно только одни знакомые лица, осточертели друг другу.
Конечно, не нужно объяснять просвещенному читателю, что пума — это огромного размера кошка коричневого или черного цвета, раз в пятнадцать — двадцать больше нашей домашней. Ее тело поставлено на высокие ноги и снабжено предлинным хвостом. Обитает она исключительно в Америке, особенно в горах и по опушкам тропических лесов, а на другие континенты добровольно не появлялась и никогда там не жила.
Представшие моим глазам пумы были в отвратительнейшем настроении. Стремясь как можно дальше держаться одна от другой, кошки нервно шагали от угла к углу. Одна терлась о доски глухой задней стенки, а другая — о прутья передней решетки. Они расходились в противоположные стороны, резко поворачиваясь в углах, а когда сближались, как по команде выпускали громадные когти, стуча ими по железной обивке углов клетки, поднимали шерсть на загривке, поворачивали морды, угрожающе скалили зубы, рычали, а зверские глаза метали друг в друга зеленые искры. Их хвосты в это время молотили стенки клетки, тщетно стараясь выломать их. Никогда после мне не приходилось видеть большей свирепости ни у одного зверя. Встретишь такую кошечку в ее родных американских горах — и пропал…