— С вашей женой что-то случилось. Целый день дома нет.
— Ничего не случилось. Вчера вечером шофер с Лукача передал, что дочь просила приехать, по хозяйству помочь. Вот она в ночь и уехала. Вас дома не было.
— Как же это вы уходите, уезжаете за тридевять земель, дома оставляете незнакомых людей. А вдруг они уйдут и дом без присмотра оставят. Ни замка, ни записки не оставили.
— А-а, — засмеялся хозяин. — Я ведь забыл, что вы, москвичи, народ подозрительный. Замков-то у нас и нет. Четвертый год здесь живем, их ни разу в кооперацию не привозили. Во всей Стойбе, наверное, всего два замка — на складе да на магазине, и то специально откуда-то привезли. Да и не нужны они здесь. Никто не балует. Не заведено у нас воровство. Вы не беспокойтесь, езжайте куда надо, все будет цело.
— Как же так? Ведь дорога под окнами. Мало кто тут уезжает, приезжает.
— Что из этого? Ну возьмет он у меня сундук, а куда он денется? В тайгу не пойдет — с голоду подохнет, а дорога здесь одна, всем видно, да и шоферы всех знают. У нас туг прошлый год лодку угнали. Сразу позвонили в Селемджинск. Пока они туда доплыли, их уже встречали. Задержали, а лодку велели обратно самим отогнать. Так они неделю вверх-то по реке ее гнали. С тех пор ничего брать чужого не будут. А попробуй у якута украсть, так тот очень обыкновенно убить может — у них воровство самым большим грехом считается.
В общем вы не опасайтесь. Куда нужно — идите, езжайте, я за ваши вещи отвечаю, раз вы у меня остановились. Может, чего надо постирать, помыть, так хозяйка завтра приедет — отдайте ей, хозяйство у нас небольшое, дел-то особых нет. Это вот когда ягоды да грибы пойдут, ну тогда она все по тайге. Любительница даровое собирать.
Как ни убедительно и логично говорил хозяин, но мы все же на следующий день решили проверить его и справиться у официальных лиц. Скрепя сердце оставив свое временное жилище и завязав проволокой щеколду двери, чтобы не вдруг открыть ее можно было, пошли в центр по разным Делам.
— Точно, — ответил нам завмаг на наш вопрос о замках, — замков в магазине ни разу не было, никто не покупает. Вот только на складах, на магазинах замки и есть, да и то для формальности — так уж повелось. Не воруют у нас. Все прилично живут.
— Ну уж если завмаг говорит, что никто не ворует, значит, правда.
Поехали в Якутскую Стойбу. Нашу лодку вышли встречать несколько человек. Не успели мы выйти из лодки, как один подошел и обратился ко мне. Говорил по-русски он плохо, выговаривая вместо Ш — С, а вместо Ч — Т.
— Твоя натяльник эспедиции?
— Да.
— Мне твоя должна сапка крупы, два плитка чай, два комок сахара.
— Почему же это я тебе должен? — удивился я.
— Не. Твоя должна нет, мине должна!
— Ты мне, насколько помнится тоже ничего не должен. Я же первый раз вижу тебя, — недоумевал я.
— Не, мине должна, — стукнул он кулаком себя в грудь. — Мине тайга три луна ходи, продукта нету, один мясо кусай. Мине твоя лабаз версына Бысю ходи. Сапка крупа, два плитка чай, два комок сахар возьми, исе соболь бей. Как мине отдавай? Ситяс бери.
Наконец я понял, в чем дело. В эти труднодоступные места можно проникнуть только на оленях или по рекам на легких лодках-оморочках. Лошади ни зимой, ни летом не могут пройти по снегу или каменистым осыпям, тем более по топям бесконечных морей. В район нашего обследования нельзя добраться на оморочке. Единственная проходимая для них речка Бысса лишь входила в район своим узким и порожистым истоком (вершиной), непригодным для плавания. Летом вьюком на слабосильных оленях тоже много не довезешь: тридцать два килограмма — оленья норма. А вот зимой на нартах олень поднимает раз в шесть-семь больше. Поэтому наши хозяйственники завезли потребное количество продуктов зимой на нартах. Они сделали лабаз на высоко спиленных деревьях, чтобы ни росомахи, ни медведи не достали, и, оставив там продукты, отметили место лабаза на аэрофотоснимках. У встретившего меня эвенка охота, видимо, шла удачно, и ему не хотелось возвращаться с Стойбу за продуктами, теряя сезон. Легко найдя лабаз приезжавших, он взял из него незначительное количество продуктов. И кто бы мог заметить недостачу двух-трех килограммов из тонны крупы или двух кусков пиленого сахара из двух мешков?
— Зачем ты мне сказал? — спросили. — Продуктов там много…
— Как его можно возьми? — возмутился он. — Тайга сибко плохой стука! Твоя тайга ходи, работай тайга ходи, кусай многа нада. Кусай нету — твоя пропадай, работа пропадай. Мине слысал, твоя Селемджинск ходи, сразу продукта покупай. Бери, позалста.
— Да зачем мне? Мне и так хватит продуктов. Спасибо, что сказал.
— Зачем твоя спасиба? — удивился эвенк. — Мине спа-сиба говори. Иди бери продукта.
— Сейчас не возьму. Некуда мне их девать, и шапки нету.
— Тада мине твоя работай ходи. Мине тайга сипко ха-расо знай. Мине олень крепкий, твоя манатка таскай.
— Это пойдет. Как раз мне хороший проводник нужен. А как ты узнал, что мы в Селемджинск приехали?
— Как его не знай? Софер езди; разный люди ходи, все его говори.
— А почему думал, что мы сюда придем? Зачем продукты покупал?
— Где твоя ходи? Проводник тут, олень тут, твоя лабаз версына Бысю ходи. Сибко далеко. Как твоя манатка таскай? Другой место ходи не могу.
Действительно, в тайге не спрячешься, подумал я. О тебе за неделю до приезда все знают, и знают, где пойдешь и что делать будешь, и даже знают, что думаешь, — где тут воровать?
Никак не предполагал, что Дереу Узала не единственный в нашем отечестве. Красота природы сочеталась с красотой человека, вселяла радость жизни, уверенность и в себе, и в благополучном исходе тяжелых таежных походов, работалось с подъемом. Таежники Дальнего Востока и Восточной Сибири исключительно честны. Суровой тайге противна нечестность. Каждый просчет или обман нередко приводит к гибели, и это хорошо усвоили все таежники. Люди здесь честны не из-за страха перед наказанием или местью, а потому, что уж очень легко каждому попасть здесь в трудное положение, и поэтому не отягощают судьбу другого, чтобы не ждать от него того же. Люди честны от природы и установившихся веками правил.
А веками ли? Это понятно для аборигенов. А как быть с Новой Стойбой, где только четыре-пять лет образовалось разнообразное общество? И наверняка некоторые приехали сюда «за длинным рублем». Ведь легенда о «бешеных деньгах» Дальнего Востока в то время распространилась очень широко. Сюда попадали и любители легкой наживы. Но видимо, и на новую Стойбу, и на многих таких готовых поживиться за чужой счет действовала окружающая среда, точно так же вытесняя дурные привычки, кв к аромат черемухи вытеснял запах бензина с нашего катера…
Впрочем, не только окружающая среда, но и половодье того нового, что сметает старое для новой жизни, имеет не последнее значение. Обеспеченность приисковых и рудничных рабочих, рыбаков, таежных охотников и оленеводов стала у нас повсеместной, а бесполезность всего лишнего, большего, чем нужно для непосредственного потребления и запасаемого на черный день, уже все очевиднее отходит в область прошлого.
Со времени эпизода с шапкой крупы минуло тридцать пять лет. Многие неизведанные тогда места Сибири и Дальнего Востока, где мы, студенты, были первыми исследователями, на моих глазах превратились в крупнейшие индустриальные районы: золотая Колыма, полиметаллический западный край гор Путорана, алмазная Западная Якутия, бокситово-железорудное Приангарье, угольная Зырянка и Южная Якутия, нефтяной тюменский север вписали славные страницы в историю нашей Родины. Глухомань тайги, гор и болот располосовали тысячекилометровые автотрассы и железные дороги. Поднялись красавцы города — Магадан, Норильск, Мирный, Ангарск, Братск, Билибин, Чернышевск… Невиданные плотины преградили, казалось, неукротимые потоки огромных рек, заставив их неиссякаемую энергию служить освоению щедрой сибирской земли: Ангара, Мама, Енисей, Вилюй, Хантайка, Зея… Только городское население, пришлое с запада страны, превысило население азиатских аборигенов эвенков, ненцев, долган, юкагиров. И только таежный закон взаимовыручки, честности и неприкосновенности того, что положено не тобой, остался незыблемым среди гор и тайги.