Поскольку следующий перекат был не так далеко, лодка не стала подходить к катеру. Наоборот, она пошла к берегу, высадила людей и, пока мы пыжились, пытаясь разъединить два сцепившихся между собой дна, забрала часть груза с катера. В промежутках между несколькими следующими перекатами часть людей шла по берегу, а мы уже не обувались. Завернув чем попало ноги, с засученными выше колен штанами, мы с замиранием сердца ждали следующего скрежета о гальку, готовые выскочить в месиво шуги с водой для восстановления быстроходности судна. Скрежет и скрип дна не заставляли себя долго ждать. Пока мы возились с высадкой, натужным толканием катера, обратной посадкой на борт, люди на берегу далеко опередили наше механизированное сооружение.
Именно с дорог Дальнего Востока по нашей стране пошел вполне реальный анекдот. Шофер на автомашине, догнавший пешехода, предлагает: «Садись, подвезу!» — «Спасибо, мне некогда на машинах ездить, пойду пешком».
Трудный десятичасовой рабочий день подходил к концу. Скалистая долина Бурей закуталась в густые сумерки. Ныли все суставы и мускулы. Ноги почти ничего не чувствовали от озноба, и только саднила поцарапанная шугой кожа. Мы не достигли не только станции Бурея, но и поселка Усть-Тырма, от которого моторист обещал нам «легкую жизнь», ссылаясь на пополнение бурейнского русла водой притока Тырмы. Пройдено вряд ли четверть пути.
Пристав к каменистому бечевнику — узкой полоске ровного каменистого берега, мы на ощупь взялись за заготовку дров. Вскоре чахленький костер осветил узенькую наклонную площадку и почти отвесные скалы над ней. Где-то вверху угадывался лес. Здесь же крепчал верховик, разбрасывая по голым камням искры от костра. От усталости не хотелось есть. Попив наскоро чая, я стал искать место для ночлега. Бечевник не был пригоден для этой цели — холодно, ветрено. Увидев расселину в скале, я на ощупь добрался по ней до леса и позвал своих товарищей-географов, там мы устроились на ночлег. Постелив и накрывшись полушубками, спали, прижавшись друг к другу. Хмурым утром мы поняли, что место для ночлега выбрали далеко не блестящее. Я просто пришел в ужас, увидев себя на самом краю отвесной скалы. Внизу, окружив плотным кольцом костер, дрожали пассажиры. Ветер тянул вдоль реки холодный воздух. На нашем же насесте высоко над днищем долины было относительно теплее, а деревья защищали от пронизывающего ветра. Мы отлично выспались, не в пример оставшимся внизу. Но вот как сойти к ним? Просто непостижимо, как нам удалось забраться сюда?
Днем нам бы и в голову не пришло карабкаться на отвесную скалу в поисках ночлега. Так и продрожали бы всю ночь на каменном бечевнике. Ночью же мы преодолели скалу только потому, что не видели трудностей и опасностей — действовали на ощупь. Долго искали мы обратный путь, и все же пришлось спускаться там, где поднялись, другого пути не было.
Начался новый трудный день. Правда, шуга шла немного меньше, но вода не стала от этого теплее, а мели и перекаты— реже. Они все так же заставляли с содроганием сердца ждать скрежета гальки о днище, вылезать в ледяную воду, толкать судно, перегружать его. Совершенно определенно — катер ехал на нас значительно большее время, чем мы на нем. Сколько лошадиных сил мы потратили на его транспортировку — уму непостижимо. Мотор тоже работал вовсю. По крайней мере половина нас охрипла от надсадных криков «раз-два»…
Наконец, благополучно преодолев бурный перекат возле двуглавой скалы Собор, к вечеру добрались мы до поселка Усть-Тырма. Следующий день обещал отдых от этих несвойственных нашей квалификации трудов. Отсюда начинался глубокий плес Бурей.
Хорошо выспавшись, попили коровьего молока, которого не видели все лето, в благодушном настроении погрузились в катер, предвкушая, что уж во всяком случае этим вечером увидим железную дорогу. Завернувшись до носов в полушубки, поудобнее уселись, уверенные в том, что уже не встанем с мест, пока не достигнем магистрали. В буксируемой лодке, как и прежде, остались Юнох и два техника с бочкой горючего, изрядно полегчавшей за этот долгий путь.
Катер пошел бойко. Река расширилась. Берега понизились. Скал почти не было. На борту журчали мирные, веселые разговоры — человечество быстро забывает всякие трудности. Время летело, и кое-кто уже начал агитацию за обеденный перерыв. Моторист согласился с первого намека.
— Вот только вон тот порог перескочим, а за ним удобное местечко есть. Порожек-то шумный, но не опасный — глубина порядочная.
Показался порог. В большую воду его незаметно. Сейчас же почти во всю ширину русла несколько камней выставили свои отполированные лысины. Вокруг шумела и суетилась вода, гневаясь на бесстрастное спокойствие гранита. Она плевалась брызгами и пеной, волны изо всей силы пытались устранить со своего пути этот редкий частокол. Вода просверливала и те камни, которые еще не поднялись над ее поверхностью. Водные вихри крутились над невидимыми глыбами. Ускорив свой бег, катер втягивался в эту чертову мельницу. Каждое неверное движение рулевого грозило гибелью экспедиционным материалам, собранным с таким трудом. Да и выплыть отсюда в наших полушубках и ватниках без спасательных средств вряд ли кто надеялся. Поэтому все затаив дыхание пожирали глазами летящую навстречу полосу бурунов. Судно пролетело мимо самой высокой глыбы, и, так как уже ни одного камня впереди не было, у нас готов был вырваться вздох облегчения. Но вдруг резкий толчок опрокинул всех на дно катера. Громко застучал, работая вхолостую мотор. В следующее мгновение с курьерской скоростью мимо нас пронеслась лодка. Она была готова скрыться под висящий над стремниной нос катера. Один из техников резким движением молниеносно отрубил буксирный канат. Не сделай он этого, лодка могла бы перевернуться.
И как только приходят людям в опасные моменты так быстро правильные решения. Не успели мы опомниться, как лодка оказалась чуть ли не в километре ниже по течению, а катер сидел на невидимом камне, дрожа от напряжения воды и мотора. Моторист внимательно осматривал днище. Оно уцелело. Течи не было. Злополучные пассажиры облепили борта, оценивая создавшуюся ситуацию. Когда до нас дошло, что мы пока не потонем, но сам катер с места не сдвинется, все загалдели, стали давать разные советы, строить планы спасения.
Впрочем, выбор средств и способов высвобождения из этого оригинального капкана оказался весьма ограниченным. Река в этом месте была широкой около полукилометра. Катер, как жук на булавке, сидел на ее середине, и четверть его длины висела в воздухе над перекатом. В такую позднюю осень на всей Бурее не было никакого судна и подплыть к нам, конечно, никто не мог. На борту остался только один шест. Он еле доставал до дна и не мог служить ни существенным упором, ни рычагом, который мог бы придать хоть какое-нибудь поступательное движение нашей посудине. Свинцово-серая ледяная вода крутилась в воронках. Она шумела, предупреждая о бесполезности попыток пуститься вплавь.
Лодка, прекратив свой стремительный бег, пристала к берегу. Там развели костер. Около него энергично жестикулировали трое, видно обсуждали план спасения нас. Но что они могли придумать существенное?
— Ну что ж, будем ждать, когда станет Бурея, — попытался кто-то шуткой поднять настроение.
— Только дождутся этого, видимо, наши скелеты. Видишь, потеплело и шуги нет.
— Будь это на море, сейчас бы ЭПРОН вызвали. А ведь в этой чертовой речонке ни один водолаз костей не соберет.
— У нас одно средство спасения — шест. Будем толкать, может быть хоть раскачаем.
Но за шест с трудом могли взяться только два человека, а это слишком мизерная сила для придания плавучести столь объемистой массе.
Из каждого положения есть два выхода. Один — ждать ледостава, а другой — просить Юноха рубить шесты и пускать по течению. Хоть пару-то поймаем, а уж тогда столкнемся.
— Бесполезное занятие, — пробурчал Чернявский.
— Однако не сидеть в самом деле здесь до ледостава. Что-то делать надо.