— Что ты здесь делаешь? — конечно, более глупого вопроса я задать не могла…
— А как по-твоему? — демин еще раз подергала цепь, словно проверяя ее на прочность. — Эта мегера, пленила меня!
- Кто? — тут же заинтересовалась я, и даже чуть поближе придвинулась.
— А я почем знаю? — пожала плечами дитя Великой тьмы. — Она мне не представлялась. Я на нее уже не один год батрачу. То, понимаешь, труп ей перемести, то амулет подбрось, то книгу ей какую-то раздобудь… Неугомонная же тетка скажу я тебе.
— Стоп! — я, не обращая внимание на боль, резко вскочила на ноги и тут же, охнув села обратно, проклиная себя за столь необдуманный порыв. Отдышавшись, я все же смогла задать свой вопрос. — Скажи, а тот медальон, который тебе приказали подбросить… можешь описать его?
Демин задумалась лишь на секунду, а затем ответила:
- Небольшой такой, из белого золота, с рубиновой ящеркой. Сильный амулет — я магию хорошо чувствую. Она его мужичку какому-то плешивому приказала подбросить…
- Господину Эвазу… — чуть слышно прошептала я. Демин пожала плечами, мол какая разница как его звали — приказ есть приказ.
— Слушай, а почему ты не сбежишь отсюда? Ты же умеешь телепортироваться. — Поинтересовалась я, внимательно разглядывая мою неожиданную сокамерницу. Если привыкнуть к внушительному оскалу и ярко-алым глазам, то демин была даже чем то симпатичной. Высокая, стройная, облаченная в облегающий костюм из черной кожи, а также рыжие, с черными пятнышками, как у леопарда волосы, львиной гривой спускающиеся до самого пояса. Одним словом — хищница.
— Думаешь, я не сбежала бы, если могла? — демин досадливо поморщилась. — Она одела на меня магический ошейник, который подчиняет меня ее воле. С какой радостью, я перегрызла бы этой бабе глотку!
Неожиданно, Демин вперила в меня свой светящийся алым, взгляд:
— Как я сразу не подумала! — она хлопнула себя полбу, а длинный хвост со свистом замотался из стороны в сторону. — Ты же можешь его снять!
— Как? — опешила я, опасливо отползая обратно к стеночке.
— Ты же человек! А ошейник заговорен только на деминов! — жарко заговорила сокамерница. — Сними его и я смогу телепортироваться обратно в Великую тьму! Мне уже надоело исполнять глупые прихоти этой взбалмошной особы!
Я нерешительно, мелкими шажками подошла к замершей демину и медленно протянула руку к ошейнику, ожидая, что порождение Великой тьмы, вот-вот отхватит мне кисть. Но та сидела спокойно, наблюдая, как я дрожащими пальцами расстегиваю замок. Едва ошейник с глухим стуком упал на устланный соломой пол, демин улыбнулась, заставив меня поежиться и сняв с шеи кулон с черным, блестящим камнем, протянула его мне со словами:
— Вот держи. Если понадобиться моя помощь, просто позови меня по имени — Глэйз. Сейчас, увы, я слишком слаба, и у меня едва хватит сил на собственную телепортацию, так что, отсюда, тебе придется выбираться самой. Но если твоей жизни будет угрожать реальная опасность, я буду тут как тут. Запомни, демины добра не забывают… как и зла…
Сказав это, она исчезла с легким хлопком, предварительно, подмигнув мне и сорвав с двери тяжелый замок.
Я еще какое-то время разглядывала то место, где еще минуту назад стояла демин и направилась к двери. Хотя выйти из нее я так и не успела — в глаза ударил резкий, голубоватый свет. Последнее что я слышала, прежде чем потерять сознание, был холодный женский голос:
— Ах, вот ты где! Твои друзья уже по тебе соскучились! Несите ее в пыточную камеру!
Глава 14
Родственные узы
Весна. Молодая травка, только-только, проклюнулась из-под оттаявшей земли. Солнышко, еще не уверенно, будто пробуя свои силы, пытается согреть остывшую после холодных зимних заморозков, землю. Детвора, в расстегнутых куртках с веселыми криками запускают самодельные кораблики, сплавляя их по журчащим, стремительным ручейкам. И я: волосы заплетены в короткую косу, совсем еще новые сапожки, подаренные мне на пятый день рождения, шейный платок, который я давно уже сняла и засунула в карман, потому что мне стало жарко от бега. А вот из дома выходит папа — еще совсем молодой, с аккуратно остриженной бородкой. Он улыбается, тянет ко мне свои сильные руки, и я со счастливым криком прыгаю прямо в них, и тут же кружусь над землей, а папа… папа тоже смеется и подбрасывает меня высоко-высоко, так что аж дух захватывает. На крыльце появляется мама, смотрит на нас и улыбается, от чего у нее на щеках появляются забавные ямочки. Ее белоснежные волосы заплетены в толстую косу, перевязанную алой лентой, а большие голубые глаза, лучатся непередаваемой теплотой и любовью. Но тут, небо нахмурилось, заволоклось черными тучами и брызнуло на землю потоками ледяной воды…
Я сделала глубокий вздох и тут же закашлялась, сплевывая затхлую воду. Мне с трудом удалось разлепить веки и оценить окружающую меня обстановку: знакомые уже каменные стены, тусклый свет факелов, угрюмый, небритый тип с пустым деревянным ведром, из которого, по всей видимости, он и устроил мне столь оригинальный душ. В голове шумело так, как если бы ее использовали вместо тарана при осаде замка… Я попыталась собраться с мыслями и хоть немного понять, где я собственно нахожусь, и что происходит? Итак, я прикована к стене, на ногах тяжелые кандалы, руки, перетянутые мерцающими магическими путами, уже практически онемели, череп, словно сжали тисками — по всей видимости, я действительно сильно приложилась головой. В глаза бросилась устрашающего вида дыба, а еще полный набор пыточных инструментов, кем-то любовно начищенных до блеска — ну просто мечта садиста! По всей видимости, меня приволокли в пыточную, а судя по темнеющим тут и там, засохшим, бордовым подтекам, я здесь далеко не первый гость.
— Ну что, очнулась, красавица? — голос палача — тюремщика был грубый и хриплый как у любителя дешевых и крепких курительных смесей. Он окинул меня наглым взглядом маленьких водянистых глазок и ухмыльнулся. Ухмылка вышла достаточно жуткой, так как половина зубов мужчины были желтыми с кариозными дуплами, а вторая половина представляла собой железные, чуть заостренные протезы. У меня вырвался непроизвольный вскрик, едва я увидела этот кошмар любого зубного лекаря, чем вызвала у тюремщика прилив мрачного веселья:
— Боишься? — радостно осклабился он. — Ну и правильно! Поверь, детка — живым от меня еще никто не уходил! Знаешь, за что меня провали Терзателем?
— Догадываюсь. — Проворчала я, стараясь по возможности не дышать, так как смердело изо рта Терзателя хуже, чем из выгребной ямы. Мужчина видимо принял мое сморщившееся от отвращения лицо за выражение благоговейного ужаса, потому что он, самодовольно выпятив грудь, поинтересовался:
- Уже трепещешь?
— Ага… — согласилась я, жалея о том, что не могу зажать нос рукой. У меня даже появилось подозрение, что самый страшный пыточный инструмент в этой комнате, это дыхание палача-тюремщика.