- Ну ладно,- сказал Иванов, кладя широкую руку на плечо Духа-Технаря,- у меня есть к тебе разговор. Давай-ка на крышу общежития!
На крыше Иванов согнал голубя с телевизионной антенны, сел сам и похлопал по перекладине, приглашая Технаря сесть рядом с ним. Если вы когда-нибудь увидите, как голубь резко взмывает с телевизионной антенны - без всякой видимой причины, с недовольным, даже надутым видом,- так и знайте: это его согнал один из духов города.
Дух-Технарь, вздыхая, забрался на насест. Вертолет уже исчез из виду, и он меланхолично смотрел ему вслед.
А на крыше шла своя жизнь. Недаром существует поговорка: «Крыши - бульвары духов». Духи-пенсионеры играли в волшебное домино, которое отличается от неволшебного только одним - костяшки ложатся беззвучно. Мамаши прогуливались, катили перед собой коляски с духами-младенцами или сидели в ряд на припеке и судачили.
Надо сказать, что прямо на крышу выходило одно окно последнего этажа. На подоконнике стояли горшки с чахлой порослью не зеленого, а пыльно-серого цвета и сидели какие- то два студента, поглощенные разговором. Иногда в пылу разговора они оборачивались и в упор смотрели на скат крыши, но он казался им пустым, голым. Крыша как крыша, ничего особенного.
Играющие в волшебное домино переговаривались:
- Видимость? Вы слышали о видимости духов?
Это была популярная тема.
- Беда! Может, я вот так сижу, почесываю лысину, а меня откуда-нибудь видно. С вертолета...
Подхватили тему мамашн:
- Мне муж рассказывал. Муж не может ошибаться. Он про-инфор-ми-рованный. Какой-то приезжий тракторист...
Что вы! Московский журналист...
- Журналистка. Она, женщина. Видела Петровых на крыше. Ха-ха! Он теперь бесится. Вот умора. Она, говорит, мне заплатит за это. Я, говорит, свой позор сумею искупить.
- Один старик рыболов...
- Два старика рыболова (это мне точно известно) видели Хозяина Москвы-реки, когда он чинил свою моторку возле Акуловского водохранилища, в самом глухом углу. Что делается!
Иванов уверенно уселся на крестовине антенны, свесив с двух сторон босые ноги. Он, не заслоняясь ладонью, безбоязненно подставив солнцу лицо, веселыми прищуренными глазами оглядывал всю округу: ребристые скаты ближних крыш с выступами чердаков, провалы зелени между домами, изящно прочерченные линии строительных кранов где-то на втором плане и - еще дальше к горизонту - широкий амфитеатр голубовато-сизых, широко раскинувшихся кварталов, зашторенных пыльной дымкой расстояния, точно полустертых резинкой.
- Мне на склад,- отрывисто сказал Дух-Технарь,- Там обед скоро. Так что это... ты давай...
Тогда Иванов бросил разглядывать окрестности.
- Слушай, милок, не в службу, а в дружбу... Выручи, сделай мне автоматическое управление или как там его звать. А то смеются над моим колесом, говорят - музейное. Соорудишь, ладно?
Дух-Технарь вроде бы немного удивился:
- Вот оно чего. А я думал, ты... ну, для людей. Общее. Как в тот раз, помнишь? - Он выразительно пошевелил пальцами,- Ты подсказал... а я, значит, этого... Люблю с тобой...
Напротив них на раскладном стульчике старая-преста- рая колдунья с длинными седыми пучками волос на остром подбородке, уже почти совсем глухая, вязала чулок, равномерно шевеля спицами, ни на кого не обращая внимания. Молодой дух, по прозвищу Павлик-Равлик Глупая Улитка, посыльный у одного известного чародея, спотыкался среди мамаш и колясок и все время нервно смотрел на часы.
- Так сделаешь мне насчет колеса, а? Когда? - допытывался Иванов.
Дух-Технарь закряхтел:
- Ох, не знаю. Только не в этом месяце. Большая загрузка. Да и в следующем... Такой спускают план, что просто зарез. Ты это... не торопи.
Солнце пекло. В колясочках лежали младенцы, наглухо заткнутые магическими сосками, купленными в ВУМе (Волшебном Универмаге); эти соски отличались от простых тем, что никогда не выпадали изо рта. Мамаши двигали коляски взад-вперед и увлеченно сплетничали. Их волшебные сплетни, как ни странно, мало чем отличались от простых, обыкновенных человеческих сплетен.
- Она с ним крутила еще в начале палеозойской эры. Об этом мог тогда рассказать любой трилобит, моллюск, граптолит или коралл. В кембрийских морях об этом только и судачили.
- А в каменноугольный период они поссорились и не встречались...
- Пустяки! Временная ссора. Ничтожная размолвка. Зло всегда съедается со злом, у них одна дорожка,- сказала решительно мамаша постарше.
- Моя сестра видела их вместе на Курилах, на краю какого-то действующего вулкана. Внизу в кратере все клокотало, кипело, как полагается, а они, нежно обнявшись, вдыхали запах серы и оба...
- Что Курилы... Она вечно отдыхает в своем любимом Берендееве, отгрохала там себе роскошные палаты с резными наличниками и петушками, с балкончиками и фестончиками. Так он оттуда не вылезает. Ходит, шохает ландыши: где нагнулся понюхать, ничего потом не растет, большой черный круг, словно выжженный. В реку окунется - караси дохлые всплывают брюхом кверху.
- И дети болеют - после того как он взглянет или подарит цветочек! Детей лучше уводить.
Мамаша постарше сообщила:
- У них теперь все секреты, шушуканья. Как же, придумали новенькое, затевают какой-то День Паллады... Праздник Паллады...
Подал голос один из духов, игравших в домино:
- Не Паллады. Пандоры.
- Да, да, правильно. Носятся с этой выдумкой, как Аладдин со своей лампой, как Золушка со своим башмачком. Никто не должен знать, в чем дело. Страшная тайна. Полнейшая неизвестность! Дятлы, говорят, пробовали подслушивать... Пока что у них ничего не вышло.
Молоденькая, большеглазая быстро спросила:
- А что, Пандора... это ведь из Рима что-то? Которую скульптор оживил поцелуями?
- Тебе бы только поцелуи. То Галатея.
Игрок оторвался от волшебных костяшек (благо был не его ход), стал солидно объяснять:
- От Зевса она получила наглухо закрытый ларец. Из любопытства открыла крышку и выпустила все человеческие несчастья разом...
Мамаши заохали:
- День Пандоры! Как же. Приятный, должно быть, устроят денек.
- Да уж, ждите сюрприза. Или в природе что-нибудь напортят, или людям основательно подгадят.
От кровельного железа шел легкий парок, веяло теплом, как от включенного утюга. Бесшумно ложились костяшки игроков. Младенцы подрагивали цветными кружками сосок.
- Что ж, так до августа и не выкроишь для меня времени? - спросил у Духа-Технаря Иванов,- Ладно, обожду. Осень не за горами.
Дух-Технарь почесал в затылке. Вздохнул:
- Да нет, сделаю раньше, чего уж. Постараюсь. Надо только посмотреть на месте. Как там у тебя все... - Пальцы Технаря пришли в движение. Они были удивительно выразительными, красноречивыми,- Ну, где, значит, лучше... Вот на днях залечу мимоходом, сделаю замеры, потом прикину, подсчитаю...
Дух-Технарь был некрасив, прихрамывал, одно плечо у него было выше другого, правый глаз - меньше левого, глаза косили. Говорят, что это именно он состоял у древних народов богом огня и рожденного в огне железа, богом кузницы. Но мало ли что говорят! Многие духи были в свое время богами (что поделаешь, так сложилось), но не все любили об этом вспоминать. Время меняет представления о том, какая должность почетная, а какая - нет.
- Кстати...- сказал Дух-Технарь совсем некстати,- Кузнечное дело... извечное... Хоронили? А не хоронится. Живет.- Он не был мастером ораторского искусства, этот низкорослый, корявый, весь узловатый дух с круто вздернутым плечом.- Пускай машинная ковка... пускай не молоты, больше прессы, но все равно...- Стал отмахиваться обеими руками, потому что пролетавшие мимо небольшой стайкой торопливые деловитые московские воробьи почти задевали его крыльями по лицу.- А что токарные? Металл гонят в стружку... А?
Древние симпатии к кузнечному ремеслу жили в этой простой душе, преданной металлу.
Иванов откликнулся неожиданно кротко и даже с грустинкой: