О чем думает Начальник? Что можно прочитать на его мятом бабьем лице? Радость по поводу того, что теперь ношение автоматов не является общепринятым? Без них, конечно, легче обижать детей и деревья.
Начальник спрашивает приличия ради, безо всякого интереса:
- Участвовали в освобождении нашего города? Вошли с войсками?
Полковник отвечает, что он был заброшен с рацией, находился в подполье, потом партизанил.
- Позвольте? Ведь вы... м-м... Дед. Товарищ И. Ну да, товарищ Иванов. Ваш портрет у нас в краеведческом... И на всех торжественных заседаниях вывешиваем. Только там вы с бородой, кажется.
Полковник щурит глаза, отчего исчезает сетка морщин, белых, незагоревших.
- Борода - дело наживное. Убрал, опять наколдо... то есть опять отрастил. Партизан обязан уметь менять свою внешность.
Ах, нет, Начальник спутал. С бородой - это партизан 1812 года, крепостной Ивашка из знаменитого отряда села... Сотрудничал... м-м... с этим, как его, м-м... известным...
- С Денисом Васильевичем Давыдовым,- уважительно говорит полковник и наклоняет голову с забеленными висками, точно кланяясь кому-то.-- Толковый был человек. Горячка, правда...
Начальник стал вроде тоньше, легче, поворотливее. Тело подобралось, не так залепляет кресло. Как же, товарищ Иванов! Сам товарищ Иванов. Можно сказать, м-м, геройская личность.
Но. что касается дубовой рощи у озера Синявка - тут он стоит твердо. Имеется решение, составлен, м-м, подекадный план, все подписано, обсчитано. Не стоит и говорить.
- Рощи вам, стало быть, не жалко. Аллах с ними, с дубами, каких-нибудь пятьсот лет, подумаешь. Ну, а могилы братские, солдатские? Они теперь ни к чему, выходит? Устарели? Непомнящие,- говорит полковник неожиданно жестко, сквозь зубы,- безродные. Смотрите, вам напомнят!
Заходит бухгалтерша, цветущая молодая женщина с облупившимся от загара носом, в белом платье, в тапочках с носками. Несет Начальнику какую-то ведомость на подпись, Явно сработал беспроволочный телеграф - еще с порога она косит глазами на полковника, на его ленточки, на его палку. Так вот он какой, товарищ Иванов.
- Нас с сестренкой тогда через вас, товарищ Иванов, живыми из церкви вынули. Может, вечерком зайдете, мать порадуете? Пироги поставим.
Начальник фыркает.
- Пироги ваши для заезжего товарища нуль. Небось с голубикой.-- Спрашивает у полковника обходительно: - От нас, извините, куда? В столицу нашей Родины Москву?
Полковник пожимает плечами. Нет, он в областной город, Сергей Гаврилович пригласил заехать.
- Мы с ним фронтовые товарищи. Он в ту пору лейтенант был, летчик.- Полковнику приятно смотреть на румяное, простодушное, пышущее здоровьем лицо молодой женщины, он как будто забыл о Начальнике и обращается только к ней,- Когда меня забрасывали в Берендеев... я из самолета одну варежку вниз уронил, так он мне свои отдал, запасные. Смотри, говорит, обратно доставь, не люблю, чтобы казенное добро пропадало. Ну, я и старался.
Полковник тянется за своей цалкой. Встает.
- Все-таки вы приходите на пироги,- тихо говорит молодая женщина, прижимая к груди папку с надписью: «Служебное». На глазах у нее слезы.- У меня двое детей, мальчик и девочка. У сестры... Мы на Больших Колодезях, крайний розовый дом, знаете Большие Колодези?
Она уходит, задерживаясь в дверях, чтобы еще разок оглянуться на полковника.
Начальник тоже встает, в слоново нависающих брюках, с солидным животиком (который оттопыривает широкий двубортный пиджак, как арбуз, спрятанный у мальчишки за пазухой) и с покатооплывшими плечами. Статуя из пшенной каши, пшенный монумент. Муляж человека - и слепленный приблизительно, без знания предмета.
- Сергей Гаврилович, м-м... он как же вас пригласил? Как частное лицо или... Семнадцатого числа у нас областной актив, так вы...
- Не знаю, буду ли я на активе,- спокойно отвечает полковник,- Еще не думал об этом.
- Да вы садитесь. Что так скоро? - Начальник монументально суетится.- Актив, м-м... Как *же... Уже уходите? На активе, возможно, и выступить надумаете. Герой, тут партизанил, отчего же... Да-а.- Он перекладывает бумаги на столе, мычит сильнее и дольше обычного. Наконец решается: - Передайте там, м-м, при случае... если зайдет разговор, что рубку рощи мы пока что придержим. Временно, так сказать, по независящим... С учетом вашей товарищеской критики, товарищ Иванов. Без критики нет яркой и многогранной продвигаемости вперед. Еще посоветуемся, прикинем... Очень был рад, м-м-м... Не надо ли чем посодействовать, обеспечить? Наша закрытая столовая...
Полковник Иванов выходит на улицу. Только что прошел короткий освежающий дождь. Во дворах, в палисадниках смочило, окропило зелень, и на пыльных пухлых дорожках появились мокрые пятачКи, беглые следы быстро пробежавшего проказливого дождя. Куда-то к горизонту движутся цепочкой аккуратно круглящиеся белые облака, редкие, раздельные - пунктир облаков,- так тянутся за паровозом клочки пара, отставая, цепляясь за придорожные веткн, выстраиваясь в линию.
Иванов облегченно вздыхает, косится через плечо на двухэтажное белое здание, откуда только что вышел. Кажется, с этим противным делом покончено. Хотя бы временно, но все улажено, дубы не тронут, можно пока что выкинуть эту заботу из головы. Не любит он думать о неприятном. Что бы такое вспомнить приятное, мажорное, бодрящее? А, вот! Не зря он тогда завел с Духом-Технарем разговор про ледники, про использование ледников. Технарь, поворчав, помучившись, все-таки сделал концентратор энергии... конденсатор... Ну, как он его там называет. Чтобы приращивать льды, когда это требуется, а если нужно, то, наоборот, растапливать и давать людям воду. Небольшая такая, симпатичная безделушка, металлическая, плоская, по форме ромб, вроде значка, что ли, или медальона, а дает страшной силы энергию, мощнейшие приливы энергии (какой именно - механической, тепловой, химической, электромагнитной, ядерной - этого он, Иванов, не обязан понимать, не по его части). Можно будет скоро провести первые испытания - ну, хотя бы на Урале... Или...
Немолодой полковник с забеленными висками достает портсигар, мундштук. Чиркает спичкой о коробок - да так и остается с огоньком в руке, закинув голову, разглядывая небо.
По чисто промытому, сине-стеклянному небу быстро движется черная точка, то исчезая за каким-нибудь белоблестящим облачком, то появляясь снова, все время неуклонно приближаясь, увеличиваясь. Вот уже ясно видно - это Баба Яга верхом на торшере, в дорожной серо-зеленой плащ-палатке, которая покрывает ее всю, с ногами. Хлопают полы, из-под нахлобученного капюшона ветер выбивает длинные космы серо-седых волос, то отбрасывая их назад, то вздымая вертикально кверху. Согнувшись дугой, она отчаянно нахлестывает свой торшер, погоняет что есть силы. «Ого, как мчится,- думает Иванов, следя за ней глазами.- Видно, срочная надобность. И в своем натуральном виде, седая, скрюченная. Даже не стала превращаться. Надо думать, кто-то здорово ее припек, если она как с цепи сорвалась. Не завидую тому, на кого она... А, фер-рмомпикс!» - он ругается, потому что спичка догорела и обожгла ему пальцы.
И тут Иванов .вспоминает, что Берендеев последнее время стал чем-то вроде вотчины Бабы Яги, она сюда постоянно наведывается и, по слухам, находится в тесной дружбе с местным начальством. Бывает здесь и ее мил дружок.
Баба Яга, верхом на торшере, все так же в надвинутом на нос капюшоне, пикирует к открытому окну каменного двухэтажного белого дома и с ходу- туда влетает, пригнувшись еще ниже, гикнув. Это окно кабинета Начальника-От-Кото- рого-Зависпт-Данный-Вопрос.
Иванов тихонько свистит. Так, так. Представитель энского ремонтно-строительно-эксплуатационно-автодорожно-железнодорожного треста-комбината прибыл в служебную командировку, узнав о визите полковника? Однако у них хорошо поставлена узнаемость... узнаваемость...
Нет, похоже, что слишком рано он решился выкинуть из головы всю эту нечисть.
Никита вышел от Муси, остановился на крыльце, поднял глаза на ее освещенное окно. Муся, раздвинув тюлево-кисей- ные потоки, смотрела вниз, лица нельзя было разглядеть, но выражение поникших плеч было печальным, .и каштановый венчик взбитых волос тоже казался печальным, осенним, поредевшим, как истрепанный ветром одуванчик. Потом отошла от окна, потоки сомкнулись.