Над сквером Теффик замедлил свой полет, приглядываясь. Черная птица с белой манишкой, с длинным ступенча тым хвостом («Сорока»,- напомнил сам себе Теффик, который еще не очень твердо знал птиц Севера) как-то нервно, порывисто летала среди молодых посадок, поворачивая голову в разные стороны, словно поджидая или разыскивая кого-то. В клюве у нее был небольшой пакетик в оберточной бумаге, который она в конце концов бросила в урну. Дух Четырех Ветров только собрался рассмотреть получше эту необычно крупную, сильную птицу (от которой опасливо разлетались не только воробьи, но даже голуби), как вдруг сорока резко взмыла вверх и полетела прочь, равномерно взмахивая крыльями. «Сорока-Воровка, если верить русскому фольклору,- рассуждал добросовестный Теффик,- имеет интерес к чужим вещам, особенно блестящим. Может в этом смысле быть вредна. Но на моих глазах она не брала чужие вещи, наоборот, уронила и оставила свою. К чему бы это?»
Тем временем по дорожке сквера бежал размеренным тренировочным бегом пенсионер-физкультурник (сверху Теффику была видна его лысина) в красном трикотажном костюме, высокий, худой, угловатый, вскидывая острые коленки и энергично двигая острыми локтями. Возле урны он остановился, вытянул шею, как будто прислушиваясь, помедлил немного и, резко согнувшись в талии, почти сложившись вдвое, достал со дна урны пакетик в серой оберточной бумаге. Завернуто было что-то небольшое, вроде спичечного коробка. Спортсмен сунул это себе за пазуху. И что тут с ним сталось! Он неистово ликовал, плясал, выкидывая вперед и вбок длинные журавлиные ноги, хохотал во все горло, выкрикивал: «Истреблю, испепелю, разгромлю!» Затем платком вытер пот со лба, пригладил хилую прядь, зачесанную поперек лысины, завязал шнурки на кедах и все той же ровной рысью как ни в чем не бывало затрусил дальше, мелькая локтями. (Мало ли их бегает по Москве, спортсменов- любителей, пожилых поборников свежего воздуха, журнала «Здоровье», позы змеи и тертой морковки... Такой неторопливый бегун естественно вписывается в пейзаж любого городского парка, сквера, бульвара.)
«Что-то непонятное,- думал Теффик, ухватившись рукой за высокую дугу уличного фонаря, глядя вслед красному.- Непонятное, но, кажется, неприятное. Мне трудно разобраться, я в этом городе недавно... Рассказать доброму волшебнику Иванову, спросить его совета? Но как бы мудрый маг и заклинатель не высмеял меня за то, что я ему рассказываю пустяки про птиц и пенсионеров. Возвышенный ум нуждается в достойной пище, большие жернова не заставишь молоть несколько жалких зерен маиса. Нет, лучше промолчу, а то еще прослыву глупцом, у которого язык болтается, как у медного колокольчика на груди верблюда...»
Комната автора этой сказки Стук в дверь.
А в т о р э т о й с к а з к и. Войдите.
В дверях появляется герой этой сказки.
Н и к и т а И в а н о в. Можно? (Входит, садится на стул возле круглого стола, за которым я работаю.) Здравствуйте. (Оглядывает комнату.) Однако живете вы не ахти. Я думал, журналисты, писатели... (Видит на стене фотографию Михаила Таля за шахматной доской в большом увеличении. Шахматами и шахматистами интересуется мой муж.) Мощная штука. Снято широкоугольным объективом. Тени проработаны просто шикарно.
А в т о р (строго). Позвольте, Никита, почему вы здесь? Вы должны быть сейчас у себя дома, лечь на кровать лицом к стене...
Н и к и т а. У нас не кровать, у нас диван-кровать. Уж вы-то могли бы знать.
А в т о р (игнорируя это замечание как неуместное). Да, да, лицом к стене - и переживать. Провести в таком положении полтора-два часа. А потом входит мать, удивляется и спрашивает... (Листает рукопись, чтобы удостовериться.) Да, совершенно верно. Страница... Четвертый абзац сверху. «Что с тобой, Ни...»
Н и к и т а (решительно). Послушайте, я не хочу.
А в т о р. Чего вы не хотите?
Н и к и т а. Не хочу быть героем этой книги. И вообще никакой книги. Мне это не подходит. И я для этого не подхожу.
А в т о р. Чепуха. Я лучше в этом понимаю. Решать буду я, а не вы. Ясно?
Н и к и т а. Ну нет уж!
А в т о р. Но, позвольте, я вас выдумала как раз для того, чтобы вы были героем моей повести. Создала из ничего - именно с такой целью. Вне этого у вас нет и не может быть никакого бытия. Запомните, усвойте. Вы ничто, вы чернильная строка на белом листе бумаги, вы моя ночная бессонная мысль. Я могла бы вас сделать низким, высоким, толстым, старым, добрым, злым, Петей, Витей, Васей, могла бы сделать женщиной (Никита вздрагивает) или лошадью...
Н и к и т а (кисло). Уж лучше автомобилем.
А в т о р. Извольте слушаться! Я вас породила, сочинила, выдумала. Значит, у вас не может быть никакой своей воли. Ясно?
Н и к и т а. Но это совсем не так. Одно не вытекает из другого. Мало ли кто кого породил. Вот и мать иногда... Ну ладно, бог с ней, с матерью. Вузов не кончала. Но вы-то... С образованием, начитанная. А мыслите непоследовательно. С женщинами вообще трудно разговаривать. Даже церковники, уж на что были лишены логики, и те говорили - бог породил человека, но в дальнейшем у человека появилась свободная воля, ответственность за свои поступки. Что-то в этом роде я читал. Кто бы меня ни сочинил, но я не марионетка, которую можно вертеть как угодно.
А в т о р (недовольно). Ну... Предположим, что вы отчасти нравы. В какой-то мере. Ладно, пусть будет один - ноль в вашу пользу. (Обиделась.) Вот, значит, как! Яйцо учит курицу мыслить последовательно?
Н и к и т а, Нормально. С той минуты как вы меня создали, я существую как характер. Тут уж ничего не поделаешь. Теперь меня нельзя сделать толстым или горбатым, женщиной или дверной ручкой. Не выдерешь мои светлые волосы и не заменишь их черными.
А в т о р (не без самодовольства). Это верно. Создана индивидуальность.
Но, кажется, автор слишком рано начал радоваться.
Н и к и т а (язвительно). Положим, мой образ написан довольно небрежно, кое-как. Он явно создавался в спешке. И волосы - у меня такое впечатление, что вы в последнюю минуту схватили первые попавшиеся, какие под руку подвернулись, и наскоро их вписали в свое произведение, напялили на меня, как парик на куклу. Но, так или иначе, они мои, я к ним привык, пусть остаются. Вы могли бы переменить свои волосы на другие, пускай лучшие? Нет? Ну, так вот. Кстати, что это за выдумка - пестро-светлые волосы...
А в т о р. Такие бывают.
Н и к и т а. Мало ли что бывает. Хожу как дурак по улице, привлекаю всеобщее внимание. А шапку нельзя надеть - ведь у вас в произведении лето, жара. Скажите, зачем вам понадобилось придумывать мне такие волосы?
А в т о р (неубедительно). Чтобы девушки на вас заглядывались.
Н и к и т а. Они не столько заглядываются, сколько жалеют меня: «Бедный, для съемок плохо выкрасили». Ну ладно, это пустяки, мелкие неприятности. Не стоит на этом долго останавливаться. Важно другое...
Постукивая крепким кулаком по моему шатучему круглому столику, Никита еще раз повторяет, что он вообще не согласен. Не пойдет в герои, и точка. Не по его характеру, и, потом, ему очень некогда, он и работает и учится - поищите другого, у кого со временем не такой зарез, а тут часами валяйся на диване или ходи без дела по улицам, переживай, вздыхай,- то была сессия, самая запарка, а теперь, слава богу, лето, каникулы, имеет он право хоть немного отдохнуть, пожить спокойно?
А в т о р. Но я же дала вам сдать сессию. Вы не завалились.
Н и к и т а. Этого еще не хватало. (Он возмущен.) Ответьте мне только на один вопрос. Вот вы пишете свою вещь, а для чего такая таинственность? Духи, призраки, волшебство... В Москве осенью висят плакаты для вагоновожатых: «Осторожно, листопад!» Весной везде, на скамейках и на дверях, написано: «Осторожно, окрашено!» В той Москве, которую вы описываете, надо было бы на каждом шагу выставить щиты с надписью: «Осторожно, волшебное!» К чему все это? Для сюжета? Просто чтобы интереснее было читать? Вы не можете, как классики, писать просто, обыкновенно - и вот...
А в т о р. Как классики, я, конечно, не могу. Но что значит обыкновенно? Вспомните «Нос» Гоголя. Или Бальзака с его...
Н и к и т а (торопливо). Ну, не в этом дело. (Он не помнит «Нос» Гоголя.) Но уж очень много у вас всякого такого накручено. Машинка, которая сама печатает. Волшебная птица. Художник...