— Нет, — обрубил ректор. — Я лишь хотел убедиться, что здоровью Элизабет ничто не угрожает.
— Здоровью Элизабет много что угрожает, и вам это прекрасно известно, но я тут ничего поделать не могу.
— Я говорил о ее сегодняшнем недомогании.
— А я уже несколько раз объяснил вам его причины. Если так печетесь о ней, купите ей на будущее зонт и калоши, и запаситесь носовыми платками — сопли девицам утирать можно и не будучи квалифицированным целителем. Возьмите на себя сию почетную миссию и не дергайте меня впредь по пустякам.
Наверное, Грин и не мог сказать ничего другого, и он честно держал обещание не выдавать Оливеру настоящих причин моего нездоровья, но тон, каким все это было произнесено, раздражение и брезгливость, враз лишили меня желания за что-либо благодарить. Ведь точно так же он мог говорить об истинном положении дел, и даже фразу про утирание соплей можно было бы не менять. Все же для лучшего эффекта пациентам не стоит напоминать, что их лечащий врач всего лишь делает свою работу и вовсе не обязан испытывать к ним искренней симпатии. Но браслет — я решила — даже если его и выдали мне лишь на время терапии, не отдам. Сделает себе другой, из второго волоса.
Продолжили ли ректор с Грином обсуждать мое здоровье или нашли более интересную тему, а то и вовсе разошлись, я не знала. Не стала слушать дальше. Вернулась палату, легла в кровать и очень скоро задремала, не думая ни о прошлом, ни о будущем, ни о настоящем. Мне было тепло и хорошо, и хотелось продержаться в таком состоянии подольше. И пожалуйста, если кто-то там, наверху или в иных сферах, слышит меня, пожалуйста, никаких снов!
…Впрочем, бывают и приятные сны.
Такие, что входят украдкой, присаживаются на корточки у моей кровати, трогают заботливо лоб, проверяя, спал ли жар, а упавшую на лицо прядь волос заправляют осторожно за ухо…
— Вы спите?
— Сплю, — отвечаю я, не открывая глаз, иначе сон уйдет.
— Может быть… Глупо сейчас, но, может быть, вы хотите чего-нибудь?
— Хочу, — улыбаюсь я. Желания должны сбываться, хотя бы во снах. — Хочу к единорогу.
— Значит, пойдем к единорогу, — обещает сон, даже не задумываясь.
— И цветы, — говорю я, потягиваясь. — Голубенькие такие. Бродиэя, кажется.
— Бродиэя, — повторяет сон.
Гладит ласково по щеке.
— Спите…
И я сплю.
А утром, открыв глаза, натыкаюсь взглядом на перевязанный бумажной лентой букетик голубых звездочек…
Я улыбнулась спросонья, потянулась к букету и лишь затем вспомнила, где нахожусь и как сюда попала. За окном по-прежнему лил дождь, небо было затянуто тяжелыми тучами, и оттого в палате царил полумрак, но сейчас все это уже не имело значения. Настроение у меня было не в пример лучше погоды.
К цветам прилагалось письмо — маленький конверт, запечатанный сургучом, хотя никаких тайн послание не скрывало, только обещание: «Увидимся через полчаса». Через полчаса после чего? С какого времени начинать отсчет? Я понятия не имела. Сняла со спинки кровати свои часы-кулон, которые повесила в изголовье с вечера, открыла крышку. Ажурные стрелки показывали без четверти десять, и, помня распорядок в лечебнице, я сделала вывод, что благополучно проспала и завтрак, и обход. Но это тоже не тревожило.
— Доброе утро, — дежурная сестра заглянула в палату в тот момент, когда я уже натянула платье. — Как вы себя чувствуете, мисс Элизабет?
Тут меня многие знали как студентку леди Райс, и я знала многих, и эту немолодую, доброжелательную женщину тоже, но в лицо, а не по имени.
— Доброе утро, — отозвалась, опуская обращение. — Очень хорошо, спасибо. Скажите, доктор Грин…
— У него срочный пациент, — предупредила сестра мое желание встретиться с заведующим. — И сложный, я слыхала. Уже операционную готовят.
— Но он ведь не запрещал мне выходить из палаты?
— Нет, — замотала головой женщина. — Наоборот, сказал, что вы, когда проснетесь, захотите, наверное, навестить своего друга на втором этаже.
— Да, обязательно, — пробормотала я, мысленно коря себя за то, что позабыла о Норвуде.
— Но он это говорил, когда в первый раз зашел, затемно еще, — продолжила сестра. — А когда во второй, сказал, что уже не получится…. В смысле, навестить. Ушел товарищ ваш. Доктор сердился, конечно, но недолго. Сказал, что раз ушел, стало быть, здоров. А студенты у нас частенько сбегают — кому в молодые годы охота бока на казенной койке отлеживать?
Если кому и охота, то Рысь точно не из их числа.