– Ты?!
Фрэн, ничего не замечая, спускается на несколько ступенек и приподнимает коляску за подножку.
– Рут, ты берись сверху. Женщина пусть дочку несет.
Пользуясь возможностью уклониться от взгляда Сары, Рут с готовностью берет коляску за ручку.
– Не надо! Не смей прикасаться к моему сыну.
Рут мгновенно отступает на шаг. Дождь усиливается. Волосы липнут к ее лбу.
– Дождик-дождик, уходи, – напевно произносит малышка в синем строчку из детского стишка. Глядя на пасмурное небо, она щурится, чтобы в глаза не попали быстро падающие капли. А глаза у нее как у Алекса. И хмурится она так же, как он.
Лили, вспоминает Рут ее имя. Лили и Джек.
– Мы поможем вам спуститься, – говорит Фрэн. – Пойдемте, а то все промокнем.
Но Сара не двигается с места. Стоит как вкопанная, крепко держа дочь за руку, и смотрит.
Рут остро сознает, что дождь превращает копну ее вьющихся пушащихся волос в мокрый шлем, плотно облегающий голову.
– Мам, больно!
Лили выдергивает свою руку из ладони матери, поворачивается, хватается обеими ручками за грязный поручень над головой и с упрямой решимостью начинает ступенька за ступенькой спускаться по лестнице. В тот момент, когда дочь высвобождает руку, Сара переводит взгляд с Рут на Фрэн.
– Спасибо.
Медленно, в том же темпе, что и Лили, они идут вниз. Сара держится рядом с дочерью. Фрэн изо всех сил пытается удержать двухместную коляску со спящим Джеком, пакетами с подгузниками и купленной на распродаже детской одеждой. Рут спускается следом. На нее все еще льет дождь. Ладони болят: она впивается в них ногтями, стискивая кулаки.
Добравшись до подножия лестницы, Лили опять закатывает истерику, потому что ступенек больше не осталось. Сара снова пытается угомонить ее. Едва девочка успокаивается, она выпрямляется и смотрит на Рут и Фрэн. Качает головой, улыбается.
– А знаешь что? – Она подхватывает Лили на руки. – Удачи. Она тебе понадобится.
Толкая перед собой коляску, Сара направляется к турникетам. Спокойно проходит через один, разговаривая с Лили, сидящей у нее на руках. Малышка не сводит с Рут любопытного взгляда, пока не исчезает из виду на эскалаторе, который увозит ее к поездам Центральной линии.
– Ты ее знаешь?
– Это жена Алекса, – кивает Рут.
Фрэн рядом с ней замирает. В ярком свете флуоресцентных ламп видно, как блестят дождевые капли на ее темных очках, сдвинутых на макушку. Рут догадывается, что подруга считает в уме.
– Вы начали встречаться, когда его жена была беременна?
– Между ними уже все было кончено. Все не так ужасно, как кажется.
На самом деле ужасно, и она это понимает.
Рут знала, что Алекс женат, когда он сел рядом с ней на ужине в доме Камиллы. В конце концов, вместе с его женой они были подружками невесты на ее свадьбе. Знала она, почему Сары не было на этом ужине: в ее возрасте риск выкидыша во время второй беременности был более высок. Рут догадывалась, что без жены на вечеринке Алексу должно быть немного одиноко. Она судила по себе: на ужинах Камиллы и Чарли ей тоже всегда было одиноко, потому что из всех гостей только она не имела своей семьи. А Алекс, замечала Рут, всегда смеялся над ее шутками чуть дольше, чем это было необходимо. На вечеринках он всегда находил повод, чтобы пообщаться с ней. Всегда делал комплименты ее нарядам, спрашивал про работу. Она прекрасно понимала все это, когда во время шумного застолья наклонилась к нему и попросила научить ее разбираться в винах. Улыбнувшись, Алекс велел ей закрыть глаза и попробовать уловить запахи черники и навоза.
– О, Рут, – произнесла Фрэн, – неудивительно, что ты не рассказывала.
11
То, что предстает взору, напоминает Рут сделанные с воздуха фотографии разрушенных ураганами городов. Только сейчас это не вид сверху.
Они стоят в молчании, разглядывая открывшуюся им картину.
На месте яхт-клуба теперь груды щебня и керамических черепков.
Когда она пробегала мимо него? Несколько часов назад? Вчера?
Рут понятия не имеет, сколько времени они провели в пасти кита.
По пеплу они идут туда, где, по всей вероятности, находилась парковка. У обожженных голых деревьев, лишенных листвы, громоздятся сгоревшие машины, некоторые лежат на боку. Опаленные сучья, словно фигурки, вырезанные из черного картона, обрамляют парковку по периметру. Они припорошены пеплом, похожим на искусственный снег.