– У меня ничего нет на ужин.
– Значит, бутылку здесь, потом – к тебе, – решительно кивнул он. – Я не есть к тебе прихожу.
Позже они до последнего будут валяться вместе в ее постели, а по дороге домой на велосипеде он заскочит в местный супермаркет и купит себе сэндвич. Жалкая замена ужину из трех блюд, которым, как уверена его жена, он наслаждался в компании «норвежского гостя».
– Где ты как бы находишься сегодня вечером?
– Какая разница? Я с тобой. Давай поговорим о тебе, это куда интереснее.
Алекс кладет меню на стол и, не отводя взгляда от ее лица, вскидывает руку, привлекая внимание официантки. Заказывает апельсиновое вино.
– Оно вовсе не из апельсинов, называется так из-за цвета. Видишь? – Алекс держит бокал над свечой, чтобы пламя озаряло янтарную жидкость. – Такой цвет получается в результате ферментации виноградного сока вместе с кожурой.
Вино не сразу производит на нее должное впечатление. Оно одновременно душистое, терпкое и слегка игристое, чем-то напоминает вкус фруктового салата, который долго хранили во вздувшемся пластиковом контейнере. Но, пока они с Алексом беседуют и он расспрашивает ее о работе, смеется над ее рассказом об утренней поездке в электричке (кроме нее во всем вагоне была лишь одна пожилая супружеская чета, и старики почему-то решили сесть за один с ней столик, и только оголтелое упрямство помешало ей пересесть на другое место, в результате она целый час тряслась в поезде с зажатой ногой), Рут начинает понимать, что этот необычный ферментированный сок все-таки воздействует на ее чувства и способность мыслить здраво.
Он не целует ее, пока они вместе с его велосипедом не садятся в черное такси, направляясь на юг, в Дептфорд, в ее квартиру. Каждый раз, когда они целуются, Рут переживает три фазы: изумление (Зачем этому мужчине целовать такую женщину, как она?), утрату чувства реальности (Это ее рука или его? Они в машине? Какой сейчас год?), чисто животное вожделение. До знакомства с ним она редко позволяла себе растворяться в чувствах. Теперь ей плевать, что на них кто-то смотрит, плевать на возможные последствия. Она хочет одного – быть с ним, как можно скорее, со всем исступлением страсти. Сила этого чувства поражает ее каждый раз, когда они встречаются, каждый раз, когда его губы касаются ее губ.
Они у нее дома. Он сидит на краю кровати, натягивает футболку. Пресыщенная, она лежит на спине, влажные простыни сбились у нее в ногах.
– Когда мы снова увидимся? – Пальцем она проводит по кромке ремня на его джинсах, из-под которых выглядывает край трусов.
Вздохнув, он ложится на подушку рядом с ней, гладит ее по щеке, взглядом впитывая каждую черточку ее лица. Говорит:
– Я уйду от Сары. Так уже нельзя. Я должен уйти от нее.
Прежде об уходе от жены он не заикался. Рут замирает, задерживает дыхание, боясь всколыхнуть неподвижный воздух.
– Ты примешь меня? – спрашивает он.
Она зарывается пальцами в кудри на его макушке, приближает к нему свое лицо, нежно кусает его за левое ухо и шепчет:
– Да. Да.
3
Рут сидит, привалившись спиной к киту. Каждая косточка в ее теле ноет от изнеможения. Закрывая глаза, она чувствует, как проваливается в сон, но потом – толчок, и она вспоминает: вряд ли теперь она когда-нибудь сможет заснуть.
Жаль. Она всегда любила поспать.
Она поднимает усталые веки и понимает, что не одна. У своих ног на песке она видит ботинки мужчины. Она и забыла, что он рядом. Глаза все еще жжет от слез. Она обращает на него взгляд. Высокий, плечистый, широкоскулый, с бритой головой. Грудь и руки в татуировках, выглядывающих из-под футболки.
Ник смотрит на женщину. Груда конечностей на песке. На верхней губе – слизь. Она вытирает рот краем футболки, обнажая мягкий округлый живот. На пупке отметина от пирсинга.
Он отводит глаза, подходит к киту и кладет на него руки. Кожа под его ладонями еще теплая – напоминание о том, что эта жизнь только-только угасла. Ему становится грустно.
– Кит лежит здесь несколько дней. – Он убирает руки с животного и вытирает их о джинсы. – Мучительная смерть. Им предназначено жить в воде.
– Я просто пыталась сделать хоть что-нибудь, – вздыхает Рут. – Чувствую себя совершенно беспомощной.