А эти сведения зачастую оказываются весьма ценными. Так, в схолиях к Аристофану (Equ. 855) мы встречаем толкование числа 6000 в связи с остракизмом, совпадающее с филохоровским (минимальное количество голосов против одного лица), а также уникальное указание на существование института остракизма не только в Афинах и Аргосе, но также в Милете и Мегарах. Там же находится оригинальное объяснение выхода остракизма из употребления после изгнания Гипербола. Согласно схолиасту, главную роль в этом сыграла не дискредитация процедуры, примененной к недостойному ее человеку (а именно таково мнение большинства античных авторов), а вскоре наступившее ухудшение в делах афинян (διά την ασθένειαν την γεγενημένην τοις Αθηναίων πράγμασιν ύστερον). Имеются в виду, несомненно, несчастные для афинского полиса последние годы Пелопоннесской войны.
Разумеется, далеко не все схолии представляют одинаковую ценность. Стоит, например, курьеза ради почитать одно место из схолий к Элию Аристиду (XLVI. p. 118.13 Jebb = III. р. 446 Dindorf). В этих нескольких строчках столько разного рода путаницы, что они производят прямо-таки уморительное впечатление. Кимон оказывается главой демократов (еще бы, ведь он раздавал свое имущество беднякам!), а Перикл — лидером олигархов. Кимон, обвиненный Периклом из-за своей сестры «Ланики» (т. е. Эльпиники) и из-за якобы преданного им острова Скироса (на самом деле со Скиросом связана одна из самых удачных военных кампаний Кимона, а под суд он попал по фасосскому делу), был изгнан из Афин (смешаны два события, разделенные несколькими годами — судебный процесс Кимона и его остракизм). Перикл же после этого взял да и перешел на сторону демократов из страха, как бы они не начали его преследовать. Иными словами, работая со схолиями, нужно быть готовым ко всему: и к тому, что натолкнешься на такие вот несуразности, и к тому, что среди подобного хлама вдруг жемчужиной блеснет осколок по-настоящему ценной информации.
Наш обзор письменных источников будет неполным, если мы не коснемся хотя бы вкратце сведений об остракизме, содержащейся у авторов уже не античной, а византийской эпохи[73]. Речь идет прежде всего о данных, приводимых византийскими эрудитами, составителями лексиконов разного характера. Самый ранний из них — александриец Гесихий (V–VI вв.), во многом унаследовавший еще традиции позднеантичной лексикографии (Полидевка, Гарпократиона и др.)[74]. Затем в хронологическом порядке следуют труды константинопольского патриарха Фотия (IX в.), человека непревзойденных для своего времени образованности и интеллекта, одной из центральных фигур культурной истории Византии[75]. Фотию также принадлежит «Лексикон», но особенно прославила его имя «Библиотека» (или «Мириобиблион») — собрание конспектов и характеристик нескольких сотен античных и византийских сочинений. Далее следует упомянуть анонимные энциклопедические словари «Суда» (X в.) и «Большой Этимологии» (ок. XII в.), лексиконы Псевдо-Зонары (XIII в.) и Фомы Магистра (XIII–XIV вв.). Во многом близкая к данным лексикографов и коррелирующая с ними информация имеется в трудах других византийских ученых писателей. Среди них — комментаторы, такие как один из последних представителей неоплатонической философии Олимпиодор, комментировавший в VI в. в Александрии некоторые сочинения Платона и Аристотеля, и особенно высокоученый клирик Евстафий, митрополит Солунский (XII в.)[76], составивший фундаментальный комментарий к поэмам Гомера. Назовем также Иоанна Цеца (XII в.), автора написанного стихами антикварного трактата «Хилиады», и одного из крупнейших представителей поздневизантийской литературы Феодора Метохита (XIII–XIV вв.)[77].
74
По поводу некоторых свидетельств Гесихия об остракизме см.:
75
О литературном и общекультурном значении деятельности Фотия см.: