3. Помимо острака, других источников ненарративного характера об афинском остракизме практически нет. Единственное известное нам исключение — декрет Фемистокла, в котором содержатся сведения о досрочном возвращении жертв первых остракофорий в 480 г. до н. э.[209]
Обзор историографии
Первые специальные работы, посвященные афинскому остракизму, начали появляться в мировом антиковедении во второй половине XIX в. С удовольствием отметим, что приоритет в этой сфере принадлежит нашему соотечественнику. В 1861 г. профессор Санкт-Петербургского университета К. Я. Люгебиль выпустил в Лейпциге на немецком языке монографию «О сущности и историческом значении остракизма в Афинах»[210]. Четверть века спустя появилось второе монографическое исследование по той же тематике (на латинском языке, автор — бельгиец Ж. Валетон); правда, оно не вышло отдельной книгой, а публиковалось в ряде номеров журнала «Mnemosyne»[211]. В начале XX века была издана еще одна книга об остракизме, принадлежавшая перу французского ученого А. Мартена[212].
Бесспорно, все эти труды в настоящее время имеют лишь историографическое значение. Однако для своего времени они обладали всеми признаками научной новизны, и многие идеи, высказывавшиеся в них, были ценными и оригинальными. Так, Люгебиль первым среди антиковедов трактовал число 6000, упоминаемое в источниках в связи с остракизмом, как кворум, следуя, таким образом, Плутарху, в то время как ранее авторы исследований общего характера, в том или ином контексте касавшиеся этой процедуры (А. Бёк, Дж. Грот, Э. Курциус), принимали версию Филохора. Валетон в самой решительной и даже категоричной форме выдвинул ряд принципиальных тезисов: остракизм был изобретен в Афинах Клисфеном, а не заимствован из какого-либо другого места; направлен этот институт был против знатных вождей народа (demagogi nobiles) и прекратил свое существование в IV в. до н. э., поскольку такие вожди больше не существовали; остракизм, таким образом, являлся ярко выраженной демократической мерой. Мартен высказал ряд интересных предположений по поводу датировок отдельных остракофорий.
Наибольшее значение имела книга Ж. Каркопино «Афинский остракизм», вышедшая первым изданием в 1909 г., а вторым, значительно расширенным и дополненным, — в 1935 г.[213] Об этой монографии, в отличие от упоминавшихся ранее, уже ни в коей мере нельзя сказать, что она имеет лишь историографическое значение. В особенности о ее втором издании, которое, пожалуй, и по сей день остается наиболее фундаментальным и всесторонним исследованием остракизма; оно фактически подводило итог целому большому периоду изучения этого института. Каркопино рассматривал все сколько-нибудь существенные аспекты истории остракизма: вопросы о времени и причинах его введения, о его целях и функциях, о его месте в афинской внутриполитической борьбе V в. до н. э., об основных элементах процедуры остракизма, о датировке и историчности отдельных остракофорий, о факторах, повлекших прекращение существования данного института. Французский антиковед привлекал самый широкий круг письменных источников, задействовав практически всю античную нарративную традицию об остракизме. Представляют интерес и некоторые мысли Каркопино по отдельным сюжетам. Так, он считал, что в течение V в. до н. э. остракизмом были изгнаны лишь 9 афинских граждан (Гиппарх, сын Харма, Мегакл, сын Гиппократа, Алкивиад Старший, Ксантипп, Аристид, Фемистокл, Кимон, Фукидид, сын Мелесия, и Гипербол), а упоминания античными авторами о других лицах, подвергшихся этой мере, неисторичны. Занимаясь проблемой возникновения остракизма, исследователь старался примирить между собой свидетельства Аристотеля и Андротиона, показать, что в действительности между ними нет противоречия, что речь в обоих свидетельствах идет об одном и том же — о введении этой меры в ходе реформ Клисфена. В вопросе же о числе 6000 он предпочитал интерпретацию Филохора, считая это число минимальным необходимым количеством голосов, поданных против одного лица.
Уже со второй половины XIX в. начались и первые археологические находки острака, которые затем постоянно возрастали в количественном отношении, о чем мы подробно писали выше, в источниковедческом разделе. Данный фактор должен был со временем оказать чрезвычайно большое влияние на всю историографию остракизма, однако случилось это далеко не сразу. Еще достаточно долго значение новой категории источников не было оценено по достоинству, и специалисты, изучавшие остракизм, почти не привлекали содержащуюся в них информацию или, во всяком случае, привлекали в очень малых масштабах. В частности, на момент выхода второго издания книги Каркопино было известно 62 остракона[214], но автор, упомянув о них, в дальнейшем практически не пользовался этим материалом, опираясь исключительно на письменные источники.
209
Можно отметить еще такой памятник, как аттический краснофигурный килик, на котором, возможно, изображена сцена пересчета черепков после остракофорий. На этом изображении мы остановимся подробнее в контексте изложения процедуры остракизма (гл. III, п. 1).
210
211