Именно эта хронология, как наиболее вероятная (можно сказать, практически неоспоримая), принята подавляющим большинством исследователей, занимавшихся первыми остракофориями[357]. Встречающиеся иногда отклонения от этой схемы по большей части представляют собой плод недоразумения. Так, в некоторых работах можно увидеть такие датировки: остракизм Гиппарха — 488 г., остракизм Мегакла — 487 г. и т. д.[358] Но их авторы просто не учитывают вышеупомянутого обстоятельства: остракофории проводились во второй половине года, и применительно к ним датировку, скажем, 488/487 годом следует понимать как 487, а не 488 г. Попадались нам и другие случаи ни на чем всерьез не основанных отклонений от общепринятой хронологии, например, отнесение остракизма Мегакла к 485 г.[359], остракизма Ксантиппа к 485 г.[360] или к 483 г.[361], остракизма Аристида к 483 г.[362] По сути дела, всё это не что иное, как неточности, впрочем, неточности незначительные и вполне извинительные для тех специалистов, которые не погружались специально в темные глубины дискуссионных хронологических вопросов. В самом деле, что значит разница в год-другой sub specie aeternitatis! И ведь не всем же корпеть над скучноватыми проблемами хронологии.
Нам известна лишь одна по--настоящему аргументированная попытка предложить альтернативную, отличающуюся от общепринятой хронологию первых остракофорий. Эта попытка принадлежит А. Раубичеку[363], который смещает даты рассматриваемых событий, делая их на один год позже: остракизм Гиппарха падает по этой схеме на 486 г., остракизм Мегакла — на 485 г., остракизм Ксантиппа — на 483 г., остракизм Аристида — на 481 г. Аргументация исследователя такова. В основном папирусном манускрипте «Афинской политии» (22.7) остракизм Аристида датирован «архонтством Никомеда», а в так называемом берлинском фрагменте — «архонтством Никодема» Обычно издатели (и вполне оправданно) принимают чтение «Никодем», поскольку именно в таком виде имя архонта 483/482 г. до н. э. стоит у Дионисия Галикарнасского (Ant. Rom. VIII. 83). Раубичек же признает правильным чтение «Никомед» и предлагает считать, что эпонимную магистратуру в Афинах последовательно занимали два гражданина с очень похожими именами: Никодем, упоминаемый Дионисием (483/482 г.), и Никомед, якобы фигурирующий у Аристотеля (482/481 г.). Именно в этом последнем году был изгнан Аристид, а, следовательно, и датировки всех остальных остракофорий рассматриваемого десятилетия следует сдвинуть на один год в сторону Саламинской битвы.
Предложенная Раубичеком хронология принята некоторыми (впрочем, очень немногими) специалистами[364]. Нам она представляется не слишком убедительной, поскольку, во-первых, заставляет прибегать к неверифицируемым допущениям, а, во-вторых, в какой-то степени совершать насилие над текстом Аристотеля, где прямо сказано, что первый остракизм (изгнание Гиппарха) состоялся через два, а не три года после Марафона. Кроме того, мы сильно сомневаемся, что в условиях предвоенного 481 г. до н. э. (а война в это время уже нависала над афинским горизонтом, и это было очевидным для всех) афиняне пошли бы на проведение остракофории — меры, безусловно раскалывавшей гражданский коллектив, пусть даже и для того, чтобы потом с новой силой сплотить его. По нашему мнению, традиционная хронологическая схема является во всех отношениях предпочтительной. То же отрицательное мнение выскажем и о попытке Ж. Каркопино «перенести» остракизм Аристида в 484 г. до н. э.[365] Остракофории 480-х гг. очень уж привязаны в плане датировок друг к другу. Стоит тронуть одну, и «поедут» все остальные: окажется, что Гиппарха изгоняли остракизмом в один архонтский год с Марафонской битвой, и придется ломать голову над тем, как (и зачем?) атетировать сообщение «Афинской политии» о двухлетнем промежутке между этими событиями.
К той же категории надежно датируемых остракизмов следует отнести остракизм Кимона. Относительно его датировки в исследовательской литературе существует редкостное единогласие: не считая буквально единичных исключений, практически все писавшие об этом событии антиковеды относят его к 461 г. до н. э.[366] Попробуем проверить, насколько убедительна такая дата, и с этой целью рассмотрим исторический контекст остракизма этого афинского аристократического вождя. Искомый контекст наиболее подробно излагается у Плутарха (Cim. 15–17). В то время как Кимон находился за пределами Аттики (он возглавлял афинский отряд, по его же инициативе направленный на помощь спартанцам против мессенских илотов), лидер демократической группировки Эфиальт, воспользовавшись отсутствием своего главного противника, провел знаменитую реформу Ареопага, в ходе которой полномочия этого авторитетного органа были изрядно урезаны[367]. Кимон, возвратившись из похода (афинский контингент, как известно, был в довольно унизительной форме отослан спартанскими властями[368]), пытался протестовать против разрушения власти древнего совета, но проиграл этот «раунд» политической борьбы и был подвергнут изгнанию, поскольку демос считал его косвенным виновником нанесенного лакедемонянами оскорбления. Таким образом, остракизм Кимона в афинской политической жизни был тесно связан с реформой Эфиальта[369].
357
358
Например:
361
362
366
367
О реформе Эфиальта нам уже приходилось писать. См.:
368
Последняя работа об этом событии:
369
Высказывалось предположение, что на самом деле реформа Эфиальта была проведена скорее уже после изгнания Кимона, поскольку ранее того лидер демократов вряд ли решился бы бросить прямой вызов самому влиятельному в Афинах политику, каким являлся Кимон. См.: