Остракизм в Афинах

В ходе работы, как это обусловлено ее темой, будет проводиться всестороннее исследование остракизма прежде всего в течение его функционирования в демократических Афинах V в. до н. э. Для наиболее эффективного выполнения этой задачи должен быть в полной мере реализован такой подход, как взаимосвязанное изучение различных категорий источников. Применительно к остракизму это особенно актуально, поскольку, как мы увидим при анализе Источниковой базы, существуют два основных типа источников об этом институте: а) данные античной нарративной традиции; б) остраконы и надписи на них, т. е. памятники вещественного и эпиграфического характера. Каждая из этих категорий источников обладает своими сильными и слабыми сторонами. Так, главная ценность остраконов заключается в том, что это — памятники, современные рассматриваемой эпохе и безусловно аутентичные. С другой стороны, информация, которую они несут, может быть полноценно интерпретирована лишь в свете данных письменных источников, поскольку сами по себе надписи на остраконах кратки, нередко находятся в плохой степени сохранности и, во всяком случае, по большей части не содержат сведений о конкретных причинах той или иной остракофории, о ее историческом контексте. Что же касается нарративной традиции об остракизме, то она, безусловно, значительно более информативна, содержит сведения по ряду важных деталей и нюансов истории этого института. В то же время данные, сохраненные различными античными авторами, подчас противоречивы; в достоверности некоторых из этих данных неоднократно высказывалось сомнение. Цели верификации информации письменных источников в наибольшей степени могут служить как раз остраконы. Таким образом, две вышеназванных категории источников об остракизме в высшей степени удачно дополняют друг друга.

Определенное место в исследовании займет сравнительно-исторический метод. Поскольку остракизм обнаруживает определенные черты сходства с архаичными типами изгнания, имевшими религиозный, ритуальный характер (в частности, с изгнанием «козла отпущения», характерным для многих древних культур), нам предстоит коснуться специфики соответствующих ритуалов на широком историко-этнографическом материале и сопоставить их с остракизмом с целью лучшего определения истоков и корней последнего, его характерных черт.

* * *

Настоящее исследование является итогом продолжавшейся в течение ряда лет работы автора над различными проблемами истории афинского остракизма. Эта работа уже нашла отражение в ряде статей[15], и сделанные в этих статьях выводы, естественно, будут нами использоваться. Впрочем, при рассмотрении всех сколько-нибудь принципиальных вопросов мы не станем ограничиваться ссылками на свои предшествующие работы, а будем приводить подробную аргументацию. Не исключаем также и возможности определенной корректировки тех или иных положений, высказывавшихся нами ранее.

Источниковая база исследования

1. Нарративная традиция об остракизме

Самым ранним античным автором, которого следует упомянуть в связи с остракизмом, является Пиндар. Впрочем, у него мы встречаем еще не прямое сообщение об этом институте, а лишь реминисценцию, понятную лишь из контекста. Реминисценция эта содержится в VII Пифийской оде великого беотийского поэта, посвященной афинянину Мегаклу, сыну Гиппократа, из рода Алкмеонидов. В 486 г. до н. э. Мегакл, незадолго до того изгнанный из Афин остракизмом, участвовал в Пифийских играх и одержал победу в состязаниях колесниц; по этому поводу и была написана упомянутая ода[16]. В ее заключительной части (ст. 18 сл.) есть слова:

Νέα δ ευπραγία χαίρω τν το δ άχνυμαι,

φόνον άμειβόμενον τα καλά έργα…[17]

15

Упомянем наиболее важные из наших статей об остракизме: Суриков И. Е. Острака как источник по истории раннеклассических Афин // АВ. 1995. Вып. 3. С. 107–114; Он же. По поводу новой публикации острака // ВДИ. 1996. № 2. С. 143–146; Он же. К интерпретации острака с северного склона Акрополя // ПИФК. 1998. Вып. 6. С. 30–33; Он же. Остракизм в Мегарах и Херсонесе Таврическом // Проблемы антиковедения и медиевистики: Межвузовский сборник научных трудов. Нижний Новгород, 1999. С. 48–52; Он же. Институт остракизма в Афинах: проблемы и перспективы изучения // АВ. 1999. Вып. 4–5. С. 126–143; Он же. К историко-хронологическому контексту последнего афинского остракизма // Античность: эпоха и люди. Казань, 2000. С. 17–27; Он же. Долгая память о древнем институте (сообщения византийских авторов об остракизме и проблема их достоверности) // Восточная Европа в древности и средневековье: Историческая память и формы ее воплощения. М., 2000. С. 137–143; Он же. К интерпретации имени Арифрона на острака // ВДИ. 2000. № 4. С. 73–79; Он же. Закон Клисфена об остракизме: к реконструкции некоторых формулировок // ДП. 2000. № 1 (6). С. 14–22; Он же. Остракизм и остраконы: в Афинах и за их пределами // Hyperboreus. 2000. Vol. 6. Fasc. 1. P. 103–123; Он же. Политическая борьба в Афинах в начале V в. до н. э. и первые остракофории // ВДИ. 2001. № 2. С. 118–130; Он же. Античная нарративная традиция об институте остракизма // Studia historica. T. 2. Μ., 2002. С. 51–74; Он же. Остракон Мегакла, Алкмеониды и Эретрия (Эпиграфическое свидетельство о внешних связях афинской аристократии) // ВДИ. 2003. № 2. С. 16–25; Он же. Из истории находок острака в Афинах // ИИАО. 2003. Вып. 8. С. 121–131; Он же. Изменения в афинских законах в V в. до н. э. (на примере закона об остракизме) // ДП. 2003. № 1 (11). С. 8–22; Он же. Функции института остракизма и афинская политическая элита // ВДИ. 2004. № 1. С. 3–30; Молчанов А. А., Суриков И. Е. У истоков остракизма // ВЧОАМ. С. 252–260.

16

О данном свидетельстве см.: Siewert P. Т (?) 2. Pindar, Pyth. 7.18–21 (486 v. Chr.): athenische Mipgunst gegen hippische Siege der Alkmeoniden als Motiv für die Ostrakisierung des Megakles (486 v. Chr.) // ОТ. S. 167–170. Об общей тональности VII Пифийской оды, весьма дружественной по отношению к Мегаклу и всему роду Алкмеонидов, см.: Суриков И. Е. Из истории греческой аристократии позднеархаической и раннеклассической эпох: Род Алкмеонидов в политической жизни Афин VII–V вв. до н. э. М., 2000. С. 149–150. О близких отношениях между Алкмеонидами и Пиндаром см.: De Sanctis G. Pericle, Milano, 1944. P. 5; Schachermeyr F. Die frühe Klassik der Griechen. Stuttgart, 1966. S. 246–247; Dickie M. W. Pindar's Seventh Pythian and the Status of the Alcmaeonids as oikos or genos // Phoenix. 1979. V. 33. No. 3. P. 193–209; Pardini A. Megacle, Ateniese ed Alcmeonide // QUCC. 1990. V. 34. P. 19–34.

17

Русский перевод всех разбираемых здесь свидетельств приводится в приложении IV.