— Конечно, — саммеотка удивилась вопросу. — Как же без него... Только в этом году корабль будет с Кипра. К нашему Верховному дадуку, Коккалу, пришел капитан кипрской гейкосоры, чтобы предложить свои услуги... Он пообещал, что на постройку и украшение корабля не возьмет с фиаса ни единого обола... Так еще и сам сделал подношение Дионису вином и деньгами. Попросил только об одной услуге...
Поликрита сделала паузу, чтобы глотнуть воды из кувшина.
Потом продолжила:
— Так вот... Он сказал, что жрецы Кипра попросили его привезти жертвенной крови козлов, которых заколют на алтаре Диониса во время праздника. Даже специально для этого изготовили чашу, освятили ее, обмазав оливковым маслом перед статуей бога, а потом три ночи подряд водили вокруг нее хороводы в храме и пели дифирамбы.
— И что Коккал? — спросил Геродот.
— Пообещал подумать... После чего поговорил с Матерью фиаса Геры, Метримотой. В общем, они решили согласиться, хотя и удивились: кровь за время плавания до Кипра успеет испортиться. Но если ее смешать с уксусом и морской водой и не держать на солнце, то гнилостного запаха долго не будет... Только пусть киприоты в обмен на жертвенную кровь пришлют Герайону кипарисовую древесину для отделки адитона. А то, что корабль приплыл с Кипра, так это даже хорошо, потому что он прикатится на теменос прямо из морской стихии...
Поликрита вдруг заторопилась:
— Ой! Мне бежать надо... Еще столько дел надо успеть.
— Мы с тобой после праздника увидимся? — спросил Геродот, смутившись от такого откровенного вопроса.
За время разговора с саммеоткой он понял, что она ему нравится.
Поликрита сверкнула улыбкой, при этом ямочки на скулах стали еще заметнее:
— Обязательно! Мы с Херилом решили, что вам пора переехать к нам. Хватит вам уже прятаться в Герайоне... Батта архонт выгнал с острова, так что вам нечего опасаться... Мы освободили для вас родительскую комнату. В ней тепло, но тесновато, зато не надо будет спать всем вместе вповалку на ворохе тряпья, чтобы не мерзнуть... И готовить на всех сразу удобнее.
Галикарнасцы с воодушевлением восприняли это известие. Они уже знали, что Поликрита вместе с братом и младшей сестрой живет без родителей.
Отец утонул в путину, а мать вскоре умерла от лихорадки. Теперь Херил был в семье за хозяина-куриоса. По закону он опекал сестер, поэтому его слово решало все.
Лишь Иола грустно улыбнулась. Вдове Паниасида предстояло принести клятву верности Гере в день Пандий, после чего ее жизнь будет навсегда связана с Герайоном.
Обернувшись на ходу, саммеотка бросила:
— Мы и на празднике увидимся... Я буду изображать супругу Диониса — Ариадну.
3
Грянул весенний праздник Великих Дионисий.
Еще до рассвета к теменосу Герайона со всех сторон стекались жители Самоса. На каждом доме островного полиса появились раскрашенные маски бога вакхического безумия и цветочные гирлянды.
Вскоре возле арки теменоса собралась толпа, пестревшая разноцветными гиматиями. В утреннем сумраке ярко пылали факелы. Раздавались дробные удары тимпанов, звон тамбуринов, затейливые переливы флейт, нежные всхлипы лир...
Женщины держали в руках виноградные лозы, а на голову возложили венки из фиалок или плюща. Мужчины повесили себе на шею гирлянды из листьев аканта и тмина.
Адепты Диониса скандировали: «Бромиос! Вакх! Эвоз!» Особо нетерпеливые уже пускали по рукам мехи с вином. Зазвучало мелодичное женское пение, подхваченное десятками голосов. Кто-то пустился в пляс, вокруг солиста тут же образовался круг, в который один за другим врывались нетерпеливые танцоры.
Парни выхватывали девушек и скакали с ними в обнимку, сдвинув на затылок широкополый петас. Солистки кружились, свободно выбрасывая руки в стороны. Мелькали крепкие голые икры. Пятки отбивали по вымостке бешеный ритм.
Сквозь толпу провели жертвенных козлов. С рогов животных свисали ленты и цветочные гирлянды, на шее бренчали колокольчики. Черная шерсть на боках была тщательно расчесана.
Козлов завели в загон, пристроенный к стене теменоса. Пока пастух скучал снаружи, младшие жрицы проверяли животных, выискивая в них изъяны: светлые пятна на шкуре, хромоту, обломанные рога, язвы на крыльях носа... Негодных для жертвоприношения козлов выгоняли за изгородь.