Поэт не удивился, увидев рядом с собой Сергея, лишь в его больших черных глазах промелькнула тревога. Слова сочувствия сразу стали неуместны.
Вблизи Фонтана сделался другим — болезненности, усталости как не бывало. Сухо и резко он смотрел на Сергея.
— Я готовлю статью об итальянской поэзии, — сказал Сергей, — мне очень важно поговорить с вами.
— О Данте, о Петрарке? — перебил его с нервной усмешкой Фонтана. — Простите, я не специалист. Вам лучше обратиться к Кардуччи. Он и поэт и ученый.
— Вы хотите сказать, архивная крыса?
— Нет, сеньор, я не хочу этого сказать, — с неприязнью и любопытством оглядел Фонтана Сергея. — Никто из друзей Джозуэ Кардуччи не произнесет о нем таких слов.
— Надеюсь, вы не сомневаетесь в дружбе Кардуччи и профессора Губернатиса?
— Так что же?
— Это его слова.
— Вы уверены?
— Мы можем вернуться, я вам покажу статью. Но, уверяю вас, в этих словах нет ничего дурного. Русский поэт Пушкин был гениальным поэтом, но не чурался архивной работы. Он написал серьезный труд о восстании Пугачева.
— Вы и русской литературой занимаетесь?
— Нет, — Сергей чувствовал, что Фонтана настроен скептически, но решил не отступать; чем больше Сергей смотрел в лицо итальянца, тем больше оно ему нравилось своей страстностью и прямотой. — Меня сейчас занимает поэзия Италии, и ваши стихи тоже.
— Весьма польщен, — насмешливо поклонился Фонтана, — если не ошибаюсь, вы не миланец.
— Нет.
— Откуда же вы?
Сергей секунду колебался — он решил никому в Милане не говорить о том, что он русский. Но с этим человеком хитрить было нельзя, да и ни к чему. Это Сергей тоже понял.
— Я из России.
— Может быть, вы и статью свою пишете для русских? — все еще с сомнением спросил Фонтана.
— Да, для русских.
— А нужна ли сейчас русским поэзия Италии? — вдруг ожесточился Фонтана.
— Думаю, что нужна, — ответил Сергей. — Иначе я бы не взялся за это дело. Кроме того, ничем другим я не могу сейчас заняться.
— Это почему же? — быстро взглянул на него Фонтана.
— В двух словах не объяснишь.
— У меня есть время, — с вызовом сказал поэт.
— Но вначале мы будем говорить о поэзии. Это по справедливости. Мне действительно важно знать ваше мнение о том, что я написал.
— Хорошо, — согласился Фонтана, — но я не знаю вашего имени.
— Никола Феттер.
— А как будет подписана ваша статья?
— Еще не знаю.
— Вы давно в Италии? — Голос Фонтаны прозвучал мягче. — Вернее, я хотел спросить: когда вы уехали из России?
— Больше двух лет тому назад.
— Значит, вы ничего не сможете рассказать о том, что там происходило в марте? — с сожалением сказал Фонтана.
— Думаю, что смогу, — печально возразил Сергей.
Фонтане понравился этот русский, которого преследовали жандармы и который обладал редкостным чутьем к поэзии. «Вам надо бы занять кафедру в Болонье», — шутил Фонтана. Сергей также привязался к поэту, который бывал то нежен, то желчен и нетерпим.
Таким он был и в стихах.
В своей статье, заканчивая рассказ о бедной юности поэта, Сергей написал: «Он вышел победителем из тяжелых испытаний и остался передовым бойцом человеческой мысли. Но старые, даже зажившие раны болят и ноют. Отсюда та надтреснутая нота скорби, скептицизма, усталости, которая прорывается у Фонтаны среди торжествующей песни жизни… Невозможно представить себе музы более своенравной и капризной, но вместе с тем и более симпатичной. „Я родился добрым, — говорит о себе в одном месте поэт, — и всюду, куда лишь могла достичь моя рука, всегда вытирал я слезу; даже у детей просил я прощения, если, ослепленный гневом, я наносил им обиду“».
— Я должен был бы вас благодарить, — сказал Фонтана, — никто никогда так обо мне не писал. Мне, наверное, приятно, что обо мне прочитают в России. Не знаю… Но я говорю не для комплимента. О сухости моих «гражданских» стихов вы тоже верно сказали. Я о другом, — Фонтана смотрел тоскующими глазами. — Бойцом я не родился. Но я понимаю тех людей, о которых вы говорили. Они мерещатся мне, как призраки, — Фонтана стиснул руку Сергея широкой, костистой ладонью. — Это единственное, во что надо верить! Понимаете? У нас был Гарибальди. В России все по-другому. Я бы написал о них, но я итальянец. Написать должны вы!