— Значит, все пожирает все и, в свою очередь, пожирается всем же, так? Веселая картина получается.
Неужели правда все всех жрут? — в ужасе спросила Неля.
В принципе — да, — отозвался Тоша. — Смерть в нашем мире повсюду — на земле, в воздухе, под водой. Но это только полдела, — жизнь постоянно воспроизводит саму себя. Дух создает себе все новые и новые тела для обитания.
Что касается непрерывного процесса пожирания, то существует техника медитации, заключающаяся в пожирании мира: твое сознание поглощает все, что находится в его поле, — боль и удовольствие, мысли и эмоции, Бога и Сатану, жизнь и смерть. В конце концов, ты пожираешь само сознание со всеми его объектами.
И что же остается? — спросил я.
Остается твое «я».
Но разве «я» и сознание — не одно и то же?
Нет. Сознание — всего лишь атрибут «я».
Но что же тогда такое «я»?
Здесь-то собака и порылась, как говорил один мой знакомый. Когда ты задаешься этим вопросом всерьез, появляется шанс выяснить, что же ты такое на самом деле.
Это не ответ.
Ответа на этот вопрос не существует, поскольку он лежит за пределами сознания.
Значит, сознание — это не все, что есть? Существует что-то за его пределами?
Да, существует то, что порождает сознание.
Я хотел еще что-то спросить, но Джон перебил меня:
— Если есть техника пожирания мира, должна быть и противоположная его отрыгивания.
— Есть, — отозвался Тоша. — Но только не отрыгивания. Некоторые тантрические школы считают, что наше сознание проецирует окружающий мир через глаза. В отличие от европейской физики, это учение утверждает, что мы видим предметы не за счет отраженного от них света, а наоборот — наши глаза излучают свет и проецируют вселенную точно так же, как работает кинопроектор.
Тоша помолчал, потом добавил:
Способов работы с сознанием существует бесконечное множество, и все они были созданы с единственной целью: понять природу собственного «я» и то, как устроен мир.
Как же устроен мир? — спросил кто-то.
Хороший вопрос, — сказал Тоша. — Что бы я ни сказал по этому поводу, в вашем понимании это ничего не изменит. Существует бесчисленное количество способов объяснения мира, но он все равно отличается от любого своего описания. Как все есть на самом деле — неописуемо по определению. Суть вселенной не ухватить мыслью и не выразить словом. Ее можно пережить только сердцем.
Но если все необъяснимо и непостижимо, какой тогда смысл во всем нашем учении? — спросил Сережа, держа руки над огнем.
В постепенном продвижении, — терпеливо продолжал объяснять Тоша. Вместо рассуждений об этой чудовищной "глобальной пищевой цепочке" не лучше ли разобраться, на чем основан Путь. Учитель отдает себя своим ученикам, они же приносят в жертву себя. Это добровольное самопожертвование, так? У учеников тоже есть люди, которым они служат, — их пациенты, например, или те, кого они любят. Есть один вид служения. Учитель, с другой стороны, работает не только для учеников, но и для парампары или иерархии восходящего сознания, к которой он принадлежит. Те, кто ответствен за учителя, тоже имеют учителей и защитников, и эта цепочка уходит в бесконечность, поскольку нет предела эволюции сознания.
— Кто отвечает за развитие эволюции на Земле? — спросил я.
Христос.
А за что отвечает Будда?
Гаутамы Будды здесь нет. Он ушел.
Растворился в нирване?
Будда учил, что в действительности он никогда не приходил. В относительном смысле он оставил учение, создал общину и исчез. Поэтому молиться Будде бессмысленно. Молитва — это меч Христа. Иисус взял на себя немыслимую по человеческим понятиям ответственность.
Неля спросила:
Значит, Христос ответствен за каждого человека на земле?
Только за тех, кто верит в Него и следует Его путем, — уточнил Тоша. Цепь взаимных самопожертвований, о которой я говорил, ведет к взаимной ответственности. Скажем, я отвечаю за нашу команду. Вы отвечаете за тех людей, кто идет за вами, за ваших детей, пациентов и так далее. И в тот момент, когда вы протягиваете кому-то руку помощи, вас поддерживают. Таков закон.
То, что нам дан поток, — свидетельство этого закона. Цепь взаимного самопожертвования и ответственности — русло, по которому он течет. В этом смысле иерархия сил Света — структура довольно хрупкая, поскольку она основана на добровольном служении, а не на принуждении. Если хотя бы одно звено цепи выпадает, поток не может течь дальше. Например, если человек попадается на силу и его эго раздувается, поток, не имея возможности быть переданным дальше, иссякает…
Сережа вдруг встал и показал на дальний склон:
— Смотрите.
Мы обернулись и различили несколько пасущихся на опушке коров.
Деревня должна быть неподалеку, — заключил Тоша.
Глава 24
Величайшие души земли остались неизвестными.
На следующее утро Тоша и я отправились на поиски деревни, чтобы закупить продуктов. Жизнь на природе восстановила нормальный жизненный ритм, и теперь мы вставали с восходом солнца. От кошары шла лесная тропа, мы пошли по ней с пустыми рюкзаками за спиной.
По дороге я спросил Тошу, существует ли какая-то специальная медитация при ходьбе. Он сказал, что самое простое — увязать ритм дыхания с количеством шагов. На пять шагов — вдох, на следующие пять — выдох, затем увеличивать количество шагов на выдохе. Подышав так какое-то время, я неожиданно впал в воинствующий материализм. Я знал за собой эту черту становиться иногда циничным и недоверчивым, но ничего не мог с этим поделать.
— А что, если материалисты правы, и единственная реальность — это материальный мир вокруг нас? — начал я. — А все эти энергии, астральные миры, иерархии, прошлые жизни — всего лишь наши галлюцинации, и мы просто выдаем желаемое за действительное? Что, если после смерти ничего нет только пустота и чернота?
Тоша с явным удовольствием слушал мои излияния. Наконец, он сказал:
— Мне нравится в тебе то, что ты — Фома неверующий, и тебе нужно все пощупать и потрогать, чтобы убедиться, что это так. Если материалисты правы и после смерти ничего нет, то никакой возможности проверить это не существует — оттуда еще никто не возвращался. Ты просто распадаешься на молекулы, и в результате — пустота и чернота. И только в том случае, если там что-то есть, у тебя есть шанс это выяснить. Таким образом, как обстоит дело, можно выяснить, лишь пока ты жив, так?
Я вынужден был согласиться с его логикой, но веры это мне ничуть не прибавило. Мы шли уже два часа. Тропа спустилась вниз и петляла по дну ущелья, пока, наконец, не уткнулась в камнепад. Путь преграждал огромный валун, обойти его было невозможно, для этого потребовались бы веревки и другое оборудование. Делать нечего, нужно поворачивать назад и искать другую дорогу. Но у Тоши, как будто, было что-то другое на уме. Он снял рюкзак, подошел к преграде и стал внимательно исследовать камень, трогая валун руками и чуть ли не нюхая его. Я с удивлением наблюдал за ним. Изучение камня продолжалось минут десять, после чего Тоша ткнул его рукой, и произошло невероятное — огромный валун развалился на куски, как карточный домик. Эхо рассыпавшихся камней прокатилось по ущелью.
Я вспотел от страха. Мои ноги стали ватными, и я сел на землю. Никогда еще Тоша не демонстрировал ничего подобного. Мы были совершенно одни в этом ущелье, и впервые мне стало рядом с ним жутко. Кто был этот человек?
— Как ты это сделал? — спросил я слабым голосом. Тоша невозмутимо ответил:
— У всего есть своя слабая точка. Если ее найти, тогда достаточно щелчка, чтобы предмет рассыпался на части. При условии, конечно, что ты используешь свою энергию.
Я вздохнул. Мне все же гораздо легче было иметь дело с Тошиной рациональной стороной. Он продолжил объяснение.
— Физические предметы не такие плотные и твердые, как кажутся. Форма и структура каждой вещи основана на энергетических линиях, имеющих вид сетки. Эти линии напоминают светящиеся волокна, интенсивность свечения которых различна. Слабые линии структуры темнее, сильные — светлее. Конечно, лучше видеть эти линии, но даже если ты просто чувствуешь их, этого уже достаточно, чтобы воздействовать на предмет энергетически. Таким образом, вся штука заключалась в том, — Тоша кивнул в сторону россыпи камней, — чтобы найти пересечение двух самых темных линий, которое и было самой слабой точкой этого камня, ну, а потом просто ткнуть в нее пальцем, одновременно послав небольшой импульс.