Москва зорко следила за поведением пустозерских сидельцев. 2 сентября 1679 года новый воевода Гавриил Яковлевич Тухачевский получил царскую грамоту, в ней царь требовал ответа: «Аввакум с товарищи, в Пустоозерском остроге по прежнему ль в тюрьме сидят в крепости?»
Этой же грамотой воеводе предписывалось тюрьму тщательно досмотреть и, если необходимо, укрепить тотчас. Воевода в своей отписке сообщал, что тюрьмы, в которых содержатся Аввакум «с товарищи», и тын вокруг тюрем «огнили» и починить их без нового лесу невозможно. В Пустозерске же место безлесное, и строевой лес нужно плавить за пятьсот верст из Ижемской слободки. Да и использовать на работах некого, так как многие посадские и уездные люди «от голоду и непомернаго правежу разбрелись врознь».[253]
Тюрьмы «огнили», а могучие духом староверы-соузники устояли и не перестали вести непримиримую борьбу со своими противниками.
В том же году Тухачевского перевели на более спокойное Мезенское воеводство. Все хлопоты по строительству тюрьмы легли на нового воеводу Андрияна Тихоновича Хоненева. Он сам напомнил царю о ветхости тюрьмы и весной 1681 года получил разрешение построить новый тюремный двор, так как старый «буде починить не мочно». Пришлось ли Аввакуму и его соузникам пожить в новой тюрьме, неизвестно.
Убедившись, что московские государи навсегда отреклись от древлего благочестия, Аввакум стал действовать более решительно. Выполненные им на бересте рисунки царских персон и высоких церковных особ и грамотки, критикующие власти, через верных людей были переправлены в столицу. Там размножены. Старообрядцы использовали их во время открытого выступления в Москве.
6 января 1681 года, во время крещенского Водосвятия, в присутствии царя Федора Алексеевича и патриарха старообрядцы, воспользовавшись большим скоплением народа в Кремле, «воровски метали свитки богохульныя и царскому достоинству бесчестныя…».
Герасим Шапошник забрался даже на колокольню Ивана Великого и бросал «на смущение народа свои воровские письма». Во время этого выступления старообрядцы, «тайно вкрадучися в соборныя церкви, как церковныя ризы, так и гробы царския дехтем марали» и учинили полный разгром.
Позднее в «Объявлении» Синода отмечалось: старообрядцы действовали наущением расколоначальника и «слепого» вождя своего Аввакума, который «на берестяных хартиях начертовал царския персоны, и высокия духовныя предводители с хульными написании, и толковании, и блядословными укоризнами весьма запретительными, не токмо от всего священнаго писания, но от божественных уст Спасителя нашего…».[254]
В этом же «Объявлении» Синода впервые дана полная и развернутая характеристика протопопа Аввакума как народного вождя, бунтаря, «возмутителя» Церкви и государства, «ругателя» духовной и светской властей. Его обвиняют, что он, «утоляя мздою караул» и несмотря на всяческие запреты, сносился со своими единомышленниками на воле, посылал им многочисленные послания и тем самым увлек за собой «сколько тысящ простаго народа… начав от Сибири, всея поморския страны, даже до самых здешних градов лютаго яда своего прелестию уязвил».[255]
Таким образом, Синод назвал Аввакума государственным преступником, осмелившимся возвысить голос на помазанников Божиих, на «высочайшия» власти на земле.
«Прими молитву раб своих…»
Организованное Аввакумом открытое выступление московских старообрядцев окончательно решило судьбу пустозерских узников. Церковный Собор с участием царя Федора Алексеевича принял решение казнить главарей раскола «без пролития крови», предав смерти на костре, дабы не распространялись больше их послания на Руси и не сеяли смуту среди народа. Аввакум и его товарищи знали, что ждет их, и готовились к этому.
Протопоп еще раньше предвидел такой исход: «А в огне-том небольшое время потерпети-ако оком мигнуть, так душа выступит! Разве тебе не разумно! Боишся пещи той? Дерзай и плюнь на нея, не боись. До пещи-той страх-от; а егде в нея вошел, тогда и забыл все. Егда же загорится, а ты увидишь Христа и ангельские силы с ним».
В январе 1682 года, еще до окончания Собора, из Москвы в Пустозерск со специальными полномочиями для расправы с узниками был послан капитан стрелецкого стременного полка Иван Лешуков.
Прибыв на место в марте, он первым делом учинил тщательный сыск среди тюремной охраны и жителей Пустозерска, которые сочувственно относились к узникам и помогали им. И когда все было «ис той льстеца онаго пропасти земной на среду вынято изоблечено», Аввакума с его клевретами «за великие на царский дом хулы» сожгли в струбе.[256]
253