Внутри увидел две железные лестницы, идущие снизу от стальной платформы. Одна вела наверх к трапу под широкой застекленной крышей, другая — вниз к трапу на уровне лампочек, горящих внутри станции. Первая, должно быть, служила для мойщиков окон, а вторая — для электриков. Очень мне надо было разбираться во всем этом! Стоило подниматься шесть пролетов, чтобы этим интересоваться...
Я выпрямился. И в тот же миг шею сжала могучая рука, выдавливая из меня жизнь. Мне показалось, что это рука гориллы, желающей оторвать мне голову. Пару секунд не мог прийти в себя от шока. Ничего не успел сделать, а уже почувствовал тяжелый удар по правой руке, выбивший мой «уэбли». Он ударился о железную площадку и исчез во тьме. Я так и не услышал, как он упал на землю. Я боролся за жизнь. Левой рукой схватился за душившую меня руку и попытался ее вывернуть. С таким же успехом я мог бы пытаться выворачивать толстенную дубовую ветку. Рука медленно выдавливала из меня дух.
Вдруг я почувствовал адскую боль в спине, чуть повыше почек. Но я продолжал сопротивляться, хотя чувствовал: еще несколько секунд — и я останусь без шеи. Тогда я оттолкнулся правой ногой от двери, и мы откатились к внешним поручням площадки. Он стукнулся животом о поручень, и мы оба повисли над мраком, готовые потерять равновесие. Его нога повисла в воздухе. Мгновение он еще держал меня за горло, но затем я освободился от железной хватки. Он пытался уцепиться за ограду, чтобы не свалиться вниз.
Я отпрянул в сторону и упал на ведущий вверх пролет лестницы, судорожно дыша. Упал я на сломанное ребро, и свет померк у меня в глазах от боли. Если бы я хоть на миг поддался ей, то, наверное, сразу бы умер.
Но смерть была той роскошью, которую я не мог себе позволить. Во всяком случае, не от руки этого типа, ибо теперь знал, с кем имею дело. Если бы он хотел просто сбросить меня, то достаточно было удара по голове. Если бы он хотел просто убить, то достаточно было выстрелить в спину. Если он не имел бесшумного пистолета и опасался шума, то мог бы ударить по голове и сбросить с высоты шестидесяти футов, что также было способом уничтожить меня.
Но этот тип не хотел действовать тихо. Если он предназначил меня к смерти, то ему хотелось еще насладиться видом моей агонии. Садист с помутившимся рассудком. Жаждущий крови, сообщник Грегори, Генрих. Немой с пустыми глазами убийцы. Полулежа-полустоя на ступенях, я повернулся как раз тогда, когда он вновь подходил ко мне. Он шел, пригнувшись, с пистолетом в руке. Но он не хотел стрелять. От пули умирают слишком быстро, если, конечно, она пущена в нужное место. Вдруг я осознал, что он именно того и хотел: он водил пистолетом, выбирая то место на моем теле, которое не сразу меня прикончит пулей, а заставит помучиться. Я напряг руки, ухватившись сзади за лестницу, и выбросил ноги, рассчитывая одним ударом заставить Генриха больше не беспокоить меня. Но я плохо видел и, вероятно, плохо рассчитал. Моя нога скользнула вдоль его бедра и ударила по руке с пистолетом. Пистолет отлетел на край площадки и упал на ступеньку лестничного пролета. Он кошкой бросился за ним. Я был не менее проворен: когда он нагнулся у лестницы, нашаривая пистолет и найдя его, прыгнул на него сверху и ударил сразу двумя ногами. Он замычал, всхлипнул и рухнул, вылетев вниз по лестнице к нижней площадке. Но сразу поднялся с пистолетом в руке.