Автоматная очередь прошила железо в сантиметре от него. Туман в глазах мигом рассеялся. Магазин «шмайсера» вмещал гораздо больше пуль, чем появилось на крыше дырок. Значит, обождав пару секунд — не свалится ли его тело вниз — они возобновят стрельбу. Вот только куда на этот раз будут целить? В какую часть крыши? Пальнут ли наобум или станут расчетливо прочесывать участок за участком? Гадать бесполезно. Может, как раз в этот момент дуло «шмайсера» нацелено ему в живот? От одной этой мысли Смит как наэлектризованный откатился прямо туда, где остался след автоматной очереди. Вряд ли стрелок снова будет палить в то же место. Впрочем, и на это нельзя было твердо надеяться, ведь внизу могли угадать ход его мыслей. К счастью, там думали по-другому; следующая серия дырок появилась ближе к заднему краю вагончика.
Опираясь на скобу подвески, Смит поднялся на ноги и схватился за трос. Теперь в качестве мишени он значительно сузил противнику возможность попадания. Перебирая руками трос, он бесшумно и быстро пробрался в переднюю часть вагончика.
Амплитуда колебаний фуникулера становилась головокружительной. Опора для ног была ненадежной, и Смит держался в основном за счет рук, точнее — за счет одной здоровой руки. А вагончик плясал на проволоке, как шут на веревочке, и, казалось, вот-вот сорвется. Напряжение в левой руке делалось невыносимым: плечевые суставы нестерпимо ныли — и все же это было не смертельно. Смит рассчитывал, что ни один идиот не станет стрелять в то единственное место на крыше вагончика, с которого легче всего сорваться. Его расчет оправдался. Снизу дали еще три очереди и все три на безопасном расстоянии от его прибежища. Теперь можно было подумать о возвращении к скобе подвески. В самом деле, его силы были на исходе. Левая рука совсем ослабела, пришлось перенести упор на раненую правую, и острая боль пронзила тело как электрический разряд. В результате Смит почувствовал себя еще хуже. Надо было немедленно возвращаться на прежнее место.
В этот момент из передней дверцы вагончика показалась голова Каррачолы и его рука со «шмайсером». Вытянув шею, он высматривал Смита — и моментально увидел его. Каррачола протиснулся насколько можно было вперед, приладил приклад к плечу и нажал спуск в момент, когда Смит бросился к скобе подвески.
Точно прицелиться ему не удалось, но на таком небольшом расстоянии этого и не требовалось. Первая пуля сорвала погон с левого плеча Смита, вторая царапнула плечо, содрав кожу, хорошо, что остальные просвистели мимо головы. Смит рухнул на крышу. сжавшись в комок за основанием скобы. Но Каррачола твердо решил довести дело до конца. У него оставалось совсем немного патронов, и он решил не расходовать их впустую. С помощью Томаса и Кристиансена он не без труда вылез на крышу. Ноги его повисли над пропастью. Самоубийственный шаг, подумал Смит. Каррачола сделал роковую ошибку: ни руками не за что ухватиться, ни ногами зацепиться — при первом же толчке он полетит вниз. Но Смит рано радовался. Пальцы Каррачолы нащупали в крыше прорезь, проделанную автоматной очередью, — он подтянулся вперед и стал на колени.
Смит раненой рукой искал в сумке гранату, стараясь как можно дальше отползти назад — на таком расстоянии граната была для него не менее опасна, чем для Каррачолы. Ноги его повисли над краем вагончика, и вдруг он вскрикнул от резкой боли. Смит повернул голову назад, но в мутном свете луны не смог увидеть ничего, кроме пары рук, ломавших его голени. Смит посмотрел вперед — Каррачола не шевелился. Вагончик находился как раз посередине между верхней станцией и опорой. Амплитуда раскачки была здесь особенно велика, и Каррачола замер, боясь сорваться. Смит перестал нащупывать гранату — теперь она могла и не понадобиться, зато вытащил нож и попытался ударить по рукам, которые причиняли ему такую адскую боль. Но достать до них не сумел.