– Хорошо. Что ж, Роберт, мне нужно работать. – Онор потянулась за своим верным полевым дневником и, пересилив себя, добавила: – Располагайтесь как дома.
Далтон искренне улыбнулся. Неужели ему показалось невероятным, что можно чувствовать себя как дома в ее маленьком лагере? Еще бы! Ведь солнечные очки этого типа стоят больше, чем все ее лагерное снаряжение. Не дожидаясь его ответа, Онор взяла бинокль и направилась к деревьям.
Роб проводил ее глазами, а затем снова осмотрелся. Как можно чувствовать себя тут как дома? Он ощущал себя незваным гостем, вторгшимся в этот мирок, обустроенный так по-домашнему, по-женски.
Роб вздохнул и зашагал обратно к пляжу, по дороге сняв в себя мокрую рубашку и повесив ее на куст для просушки. Войдя в воду, он поплыл к своему катеру, который купил на первые самостоятельно заработанные деньги.
Добравшись до «Игрока», он надел маску для подводного плавания и уже приготовился нырнуть за борт, но замер, задумавшись.
«Да в чем дело? Почему сам факт моего пребывания здесь так раздражает Онор Брайер? Что бы я ни сказал, она все принимает в штыки, а ведь я пробыл тут всего около часа. Не то чтобы она откровенно груба со мной. Даже в конце нашей беседы попыталась вести себя мило. Хотя наверняка ей это не свойственно».
Роб улыбнулся. Эта особа определенно отличалась от всех известных ему женщин. Им нравилось, когда он рядом, они даже бегали за ним. Роб не привык, чтобы с ним обращались так негостеприимно или чтобы женщина была с ним так… прямолинейна. Онор не собирается перед ним заискивать или притворяться. Она хочет, чтобы Роб поскорее покинул остров, и ясно дала это понять. Это показалось приятным контрастом тому непрошеному раболепству, с которым он постоянно сталкивался, возвращаясь домой. Конечно, Роба немного задело обращение с ним Онор, но зато она была с ним абсолютно честна.
Роберт Далтон-старший целый час бы на него орал за то, что сын отдает предпочтение темпераменту, а не обаянию. Отец считал, что в идеале все должны вращаться вокруг него, словно планеты вокруг звезды, и хотел вырастить сына таким же, как он сам.
Отточенным движением Роб нырнул с борта катера в холодные воды Кокосовой котловины. Глубина ее доходит до семи с половиной тысяч метров. По сравнению с такими величинами он – просто крошечная амеба, плещущаяся на самом мелком месте – там, где дно котловины поднялось над океаном, став сушей по крайней мере на это столетие, потому что береговая линия этих островов постоянно изменяется. Как и их принадлежность различным суверенам. Двести лет ими владел Цейлон, сто – Британия, пятьдесят – Австралия. В следующем веке, возможно, придет черед Индонезии завладеть ими, если еще останется, на что предъявлять права. Если уровень моря продолжит подниматься с такой же скоростью, как сейчас, Кокосовые острова уйдут под воду. Ничто не вечно. Разве это не так?
Солнце немного переместилось по небосводу, и при изменившемся освещении трещина в корпусе катера стала заметнее. Роб провел по ней рукой, оценивая степень повреждения.
Тут нужна газовая сварка, но он не взял сварочный аппарат в свое короткое путешествие. И, разумеется, такая вещь не найдется у симпатичной отшельницы.
Вынырнув, Роб вскарабкался на палубу «Игрока» с мрачными мыслями. Да, течи пока нет, но все может измениться в любой момент под непрекращающимися ударами океанских волн. Слишком рискованно выходить в море, не отремонтировав катер. Нужно дождаться, когда на остров доставят необходимое оборудование для сварки, а после ремонта другое судно сопроводит «Игрока» до Хома – одного из двух постоянно обитаемых островов этого архипелага.
Да уж, короткая экскурсия непредвиденным образом затягивается.
У Онор, скорее всего, есть в лагере рация, с помощью которой можно связаться с властями и сообщить о своем затруднительном положении.
Злясь на собственную глупость, Роб, плывя обратно к острову, утратил бдительность, и первая попытка взобраться на риф оказалась неудачной – живот в нескольких местах расцарапали острые кораллы. Пришлось дождаться волны, чтобы подняться на риф с ее помощью. От соленой воды ссадины словно обожгло огнем, но у Роба бывали раны и похуже.
«Хотя не такие страшные, как у Онор, – подумал он, ныряя в лагуну и пересекая ее. – Эти шрамы… Я, конечно, не эксперт, но они не похожи на ожоги – скорее на шитье из лоскутов. Словно ее собирали по кусочкам, как Франкенштейна. – Роб нахмурился. – Нет. Это неудачное сравнение. В Онор нет ничего от монстра. Что-то очень скверное случилось с моей русалочкой – и не так давно, судя по тому, как выглядят шрамы. Возможно, они до сих пор причиняют ей боль».