«Mehr Hof, als Freiung» («Больше ухаживаний, чем сватовства»), – сказал венский остроумец по поводу нескольких красивых девушек, за которыми долго ухаживали, но которые не нашли себе мужей. «Hof» и «Freiung» – это еще и две примыкающие друг к другу площади в центре Вены.
«Здесь правит не мерзкий Макбет, здесь правит Банко» (банковские деньги; речь о Гамбурге. – Авт.); см. «Из мемуаров господина фон Шнабелевопского», гл. 3[46].
Там, где имя собственное нельзя употребить (точнее говоря, где им нельзя злоупотребить), двусмысленность может порождаться посредством уже известных нам малых изменений.
«Почему французы отвергли оперу о Лоэнгрине?» – спрашивали в былые времена. Ответ гласил: «Из-за Эльзы» (Elsa’s – Elsaß, Эльзас).
Б) Двусмысленность вследствие буквального и метафорического значения слов. Это один из наиболее обильных источников для развития техники остроумия. Приведу лишь несколько примеров.
Один коллега-врач, известный острослов, сказал как-то драматургу Артуру Шницлеру (тот и сам, между прочим, доктор медицины): «Не удивлен, что вы стали известным писателем. Ведь у вашего отца уже было зеркало для современников». Отец драматурга, знаменитый врач Шницлер, владел ларингоскопом[47]. Если вспомнить слова Гамлета, цель драмы, а также поэта, ее создающего, «как прежде, так и теперь была и есть – держать как бы зеркало перед природой, являть добродетели ее же черты, спеси – ее же облик, а всякому веку и сословию – его подобие и отпечаток»[48].
В) Собственно двусмысленность или игра слов; это, так сказать, идеальный случай многократного употребления. Над словом не производят никаких насильственных манипуляций. Оно не расчленяется на составляющие слоги; нет нужды подвергать его каким-либо изменениям; не нужно смешивать область, к которой оно принадлежит (допустим, область имен собственных), с какой-либо другой областью. В таком виде, в каком находится и стоит в общей организации фразы, оно может выражать двоякий смысл при стечении некоторых обстоятельств.
В нашем распоряжении имеется множество примеров.
Одним из первых шагов Наполеона III после прихода к власти стал захват имущества Орлеанского дома. Удачная игра слов создала тогда фразу: «C’est lе premier vol de l’aigle» («Первый полет орла». – Ред.). Слово «Vol» означает полет, а также грабеж. (См. Fischer 1889.)
Людовик XV захотел испытать остроумие одного из своих придворных, о таланте которого ему рассказывали. При первом удобном случае он велел кавалеру подшутить над ним самим – чтобы король стал «сюжетом» шутки. Придворный остроумно ответил: «Le roi n’est pas sujet» (Король – не подданый». – Ред.). «Sujet» означает «сюжет» и «подданный». (Там же.)
Врач, отходя от постели больной дамы, говорит, качает головой и говорит ее супругу: «Не нравится мне ее вид». «А мне она уже давно не нравится», – поспешно соглашается муж.
Врач имеет в виду, разумеется, состояние здоровья больной женщины, но выражает свое опасение за больную такими словами, что муж нашел в них выражение супружеских отношений.
Гейне сказал об одной сатирической комедии: «Эта сатира не была бы такой едкой, имей поэт больше еды». Данная шутка – пример, скорее, метафорической и обыденной двусмысленности, чем образчик чистой игры слов. Но чего мы добьемся, проводя строгое разграничение?
Иной хороший пример приводят классики (Хейманс и Липпс), причем в форме, затрудняющей понимание игры слов[49]. Правильное изложение и формулировку этого анекдота я нашел недавно в одном сборнике, малополезном в прочих отношениях[50].
«Сафир[51] встретился однажды с Ротшильдом. Когда они немного поболтали друг с другом, Сафир сказал: «Послушайте, Ротшильд, моя касса истощилась. Не могли бы вы одолжить мне 100 дукатов?». «Пожалуй, – ответил Ротшильд, – это для меня пустяки. Но только при условии, что вы сострите». «Для меня это тоже пустяки», – возразил Сафир. «Хорошо, тогда приходите завтра ко мне в контору». Сафир явился точно в назначенное время. «Ах, – сказал Ротшильд, увидев вошедшего Сафира, – вы пришли за (kommen um) своими 100 дукатами?» «Нет, – возразил Сафир. – Это вы потеряли (kommen um) свои 100 дукатов, так как мне до конца дней своих не придет в голову возвратить их вам».
«Что представляют собой – или выставляют – (vorstellen) эти статуи?» – спросил приезжий у жителя Берлина при виде ряда памятников на площади. «Что, спрашиваете? – ответил тот. – Либо правую, либо левую ногу».
Гейне в «Путешествии по Гарцу» («Путевые картины»): «К тому же в данный момент не все студенческие имена сохранились в моей памяти, а среди профессоров есть еще и вовсе не имеющие имени».
47
Он, собственно, изобрел ларингоскоп, по-немецки Kehl-kopfspiegel – букв. «зеркало для гортани». –
49
Сафира, как сообщает Хейманс, богатый кредитор, которого он навестил, спросил: «Sie kommen wohl um die 300 Gulden?» («Наверняка вы зашли насчет 300 гульденов?»), а он ответил: «Nein, Sie kommen um die 300 Gulden» («Нет, это вы потеряете 300 гульденов»). Этим ответом он выразил свое отношение предельно вежливо и вполне обыденно. Такова суть дела. Ответ Сафира сам по себе есть идеальное распоряжение. Мы также понимаем, что он, собственно, подразумевал – именно, что он не намерен возвращать долг. Но Сафир использовал в ответе те же слова, с какими к нему обратился кредитор. Посему нам невозможно не учитывать и смысл высказывания кредитора. Тогда получается, что ответ Сафира вовсе лишен смысла. Кредитор никуда не «заходит» и не озабочен желанием «занести 300 гульденов»; он уж точно не «пришел с 300 гульденами». Вдобавок для кредитора естественно не возвращать, а требовать. Слова Сафира в этом отношении одновременно значимы и бессмысленны, так что возникает комическая ситуация (
Содержание изложенной истории передано столь подробно с целью показать, что техника этой остроты гораздо проще, чем думает Липпс. Сафир приходит не для того, чтобы отдать 300 гульденов, а для того, чтобы взять их у богача. В итоге отпадают рассуждения о «смысле и бессмыслице» в этой остроте. –
51
Имеется в виду австрийский журналист и сатирик еврейского происхождения И. Сафир. –