— Ты ненавидишь меня, Элен? — неожиданно спросил он. — Раньше этого не было; мы были вполне счастливы до того…
— …до того, как ты стал пользоваться мной для удовлетворения своих желаний? Да, Леон, нам было хорошо. Так могло продолжаться и дальше.
— Ты думаешь? — Горькая усмешка тронула его губы. — А ты, Элен, ты была бы довольна такой жизнью?
— Ты же знаешь, что я не стремилась к таким отношениям, которые затрагивали бы мои чувства. Я объяснила тебе это, когда рассказывала о Грегори, и о том, как он обошелся со мной.
— Ты не ответила на мой вопрос. У мужчин есть некоторые человеческие потребности, но они должны быть и у женщин.
— Женщины устроены иначе, особенно англичанки.
— Можешь не рассказывать мне об этом, — с горечью произнес Леон. — Но какими бы холодными они ни были, они все равно женщины. Ты не хочешь ответить на мой вопрос?
— Мне и в голову не приходило… заниматься любовью ради удовлетворения физической потребности.
— Уходишь от прямого ответа? — Леон сбавил скорость, чтобы дать пройти пожилой женщине в черном, несущей на спине тяжелую корзину. — Мне не нравится твой цинизм. Больше не говори так, пожалуйста. — Они уже въехали в Фамагусту. Дорожный знак указывал поворот в старый город, но Леон поехал прямо.
— Ты же не хочешь сказать, что я ошибаюсь? Ты ведь используешь меня именно таким образом? — Элен по-прежнему не смотрела на мужа, но она услышала, как он заскрежетал зубами от гнева.
— Я сказал, что мне не понравился твой циничный тон!
— Ты меня удивляешь, Леон, — язвительно заметила она. — Я не думала, что мой тон может так задеть тебя.
— Он мне не понравился. Грубость и цинизм не идут тебе.
Машина мчалась через густонаселенный район города. По дороге попадались белые особняки, окруженные садами, в которых буйно цвели гибискусы и жакаранды, бугенвиллии и мимозы. Опьяняющий аромат цветов проникал в открытое окно машины.
— Ты слишком высокого мнения обо мне.
— Сарказм тебе тоже не идет. Я бы просил тебя воздержаться и от него.
Элен порывисто повернулась к Леону.
— Выходит, я уже не могу говорить, что я думаю? — спросила она, покраснев от гнева.
— Можешь, если только при этом твои слова не оскорбляют меня.
Элен замолчала и до самой гостиницы не проронила ни слова. Наконец машина была поставлена на стоянку, вещи внесены в номер. В комнате царил полумрак — жалюзи оказались опущенными. Элен сразу же подняла их и открыла окна.
— Зачем они это делают? — сказала она, выходя на балкон. Перед ней простирались синие воды Средиземного моря и золотая полоска пляжа. Она почувствовала, что Леон стоит рядом.
— Таков обычай, — ответил он. — Ты просто еще не привыкла.
— Обычай… У мужчин здесь существует обычай обращаться со своими женами как с собственностью. — Элен оглянулась. В номере стояла двуспальная кровать. Леон сам попросил такой номер? Она всегда считала, что в номерах дорогих отелей стоят две односпальные кровати.
— Я, пожалуй, распакую свои вещи, — сказала она. Но Леон загораживал собой проход и даже не сделал попытки пропустить ее в комнату, поэтому Элен вновь повернулась к перилам балкона и стала смотреть на море. Она почувствовала, как руки мужа легли ей на плечи, и вся сжалась. Он, должно быть, понял, что она испытывает, но тем не менее тихо шепнул:
— Эти дни могут стать нашим медовым месяцем.
— Медовый месяц существует только для влюбленных.
— Ты права. — Элен послышались нотки сарказма в его голосе, а может быть, ей только показалось. Его руки стали настойчивее, а губы касались ее волос и ласкали шею. Некоторое время Элен стояла неподвижно с покорной обреченностью, потом резко повернулась; красные пятна гнева появились у нее на щеках.
— Неужели ты не можешь оставить меня в покое! Почему я должна терпеть твои ласки и днем и ночью? — Она отстранилась от него и бросилась в комнату. Леон последовал за ней.
— Элен! — Ее имя сорвалось с его побелевших губ. Он, казалось, был в шоке, даже руки у него безвольно опустились, но он тут же сумел побороть свою минутную слабость. Глаза Леона потемнели от сдерживаемого гнева, кулаки сжались. — Если ты так воспринимаешь мои ласки, то хочу напомнить тебе: я беру то, что принадлежит мне по праву, и тогда, когда захочу.
— Но ты же обещал. — Леон стоял очень близко. Гнев мешал Элен говорить, но в ее сердце уже закрался страх. Если бы она только могла убежать от этого человека, но что тогда станет с детьми. И Леон знал, что он сохранит над ней свою власть до тех пор, пока она будет нужна детям. — Неужели ты не испытываешь угрызений совести из-за того, что нарушил свое обещание?