Лука вздохнул и повернул обратно. Может быть, правитель не станет серчать, когда узнает про судно и про индейцев. Чтобы поскорее выбраться на опушку, Лука свернул влево, к поросшему кустарниками бугру, за которым открылся водный простор. Второпях он не разобрал направления, вышел совсем в противоположную сторону. Лука негромко ругнулся, вытер шапкой вспотевший лоб. В это время он заметил под камнем разворошенный мох, недавние следы на снегу, а чуть дальше — угол одного из привезенных ящиков.
Стараясь не шуметь, поминутно оглядываясь, он оттянул доску, просунул руку в таинственный ящик. В ящике лежали ружья.
Лука опустил доску, встревоженный сел на землю. Некоторое время он пытался что-то сообразить. Затем подобрал полы вымазанного в грязи балахона и заторопился к крепости.
2Баранов и Лещинский пробирались между камнями. Правитель шел впереди и больше ни о чем не расспрашивал. На месте узнает сам. За много лет трудной, напряженной жизни он привык доверять только самому себе. Весть о разгроме Якутата, основной базы, на которую он рассчитывал, чтобы продержаться до будущей осени, гибель корабля, людей — это было новое поражение, может быть, самое значительное. Продовольствие кончалось, маленькую крепость со всех сторон окружали враги.
Далеко впереди показались очертания бухты. Баранов знал ее. Несколько лет назад, составляя описание острова, заходил туда на шлюпке. Он остановился, подождал Лещинского.
— Там? — спросил он.
Лещинский молча кивнул. Он так устал за этот двойной переход, что был не в состоянии отвечать. Пот слепил глаза, дрожали ноги, нестерпимо хотелось пить. Но он крепился.
Уже начинало темнеть. Баранов недовольно подумал, что даже не предупредил Павла о своем уходе. В крепости могут поднять тревогу. Он нетерпеливо обернулся к отставшему Лещинскому. Тут-то и появился из леса Лука.
В подоткнутом балахоне, без шапки, с натыканными за ворот ветками кедрача для маскировки он был похож на чучело. Он что-то бормотал, кланялся и только спустя некоторое время связно рассказал о своем открытии.
Баранов выслушал его спокойно. Осмелевший Лука собирался еще приврать, как за ним гнались индейцы, а он перехитрил их всех, но правитель поднялся с упавшей лесины, на которой сидел, вынул пузатые оловянные часы,
— В девять будем с отрядом там, где видел лодки, — заявил он, открывая ногтем массивную крышку. — Скажешь про все Павлу. Только ему одному... Пускай наберет тебе караульных. Коли в девять часов не примечу ракеты с берега, прогоню через строй по военному артикулу. Иди!
Когда Лука скрылся на спуске, Лещинский подошел к Баранову.
— Господин правитель, — сказал он взволнованно. — Прошу наказания... Пил, ел, ничего не ведал. Злодеям доверился.
Не слушая его, Баранов стоял на одном месте, сосредоточенно растирая пальцами душистую ветку хвои.
— Будет, — заявил он, наконец, недовольно. — Не на своем судне плавал. Иди вперед, кличь шлюпку!
Но лодку со шхуны вызывать не пришлось. Когда они подошли к тому месту, о котором говорил Лука, на берегу все еще находилось несколько берестяных пирог, хотя индейцев не было видно. Правитель уверенно спихнул ближайшую пирогу на воду, поднял длинное двухлопастное весло. Второе взял Лещинский.
Высокий корпус шхуны с косо поставленными мачтами четко вырисовывался на светлом краю вечереющего неба. Ветер переменился, дул с берега, и волнение в заливе улеглось. Легкая пирога быстро приближалась к кораблю.
На палубе, казалось, никого не было, но едва пирога поравнялась с кормой, оттуда упал конец троса, а из-за досчатого резного парапета показался тощий, высокий человек с удивительно узким лицом. От обрубка правой руки тянулась к поясу длинная железная цепочка.
Человек подошел к самому борту, наклонился, затем резко и сильно постучал остатком руки по широкому планширю. Появившийся матрос кинул в пирогу веревочный трап. Все это произошло в полном молчании, никто не произнес ни слова.
Баранов поднялся на палубу первым, не спеша приложил два пальца к меховому околышу шапки.
— Шкипер? — спросил он по-английски, разглядывая однорукого.
Не отвечая, тот стукнул два раз по планширю. Матрос ушел. Лещинский прислонился к борту.
Баранов снова посмотрел на капитана, заложил по привычке руки назад.
— Шкипер О'Кейль. Шхуна «Гром». Филадельфия? — сказал он раздельно и вдруг открыто, весело улыбнулся. — Наслышан о тебе, капитан, крепко наслышан. Почитай всех китов выловил, всех соперников перестрелял.
— Господин губернатор?
— Кличут и так.
Баранов усмехался, но глаза его внимательно и зорко следили за одноруким капитаном. О'Кейль повернул к нему серое, узкое лицо, с двумя глубокими, словно прорезанными вдоль щек морщинами, достал из кармана ключ, открыл дверь, выходившую на палубу.