— У вас что, сегодня намечается концерт? — вежливо спросил я своих конвоиров.
— Топай, — грубо толкнули меня в спину. — Плаха тебе не грозит. За убийство верховного жреца у нас сажают на кол.
Это называется — утешил и обнадежил. И что за нравы такие драконовские! То ли дело у нас — гуманизм, просвещение, прогресс. Бывают, конечно, издержки, но ведь не на государственном же уровне! Прямо сплошной моветон и никакого политеса.
— Я случайно не в храме Йопитера нахожусь? — попробовал я продолжить светскую беседу.
— А то где ж еще, — хмыкнул мой заросший щетиной страж.
— На острове Буяне?
— Ну.
— Спасибо за информацию.
И было за что благодарить. Если это сон, то следует признать, что протекает он в солидных декорациях, развеять которые по ветру будет непросто даже титану. А я, между прочим, не титан. Я всего лишь атлант, если верить покойному Ширгайо. Но очень может быть, что в этом мире мое звание чего-нибудь да стоит, возможно, даже сулит привилегии, не исключены также и льготы. Правда, я не знал, входит ли в число этих льгот и привилегий право на убийство верховного жреца. Но, судя по всему, мне предстояло очень скоро это узнать.
Меня ввели в помещение довольно приличных размеров. Видимо, этот зал был связан с какими-то древними культами. Он был весь изрисован загадочными знаками. Я добросовестно обшарил глазами пол, стены, потолок и пришел к выводу, что многие из этих знаков мне знакомы. В частности, здесь были звезды, пятиконечные и шестиконечные, а также кресты, простые и солярные. Причем всё это было разбросано без всякого порядка, особенно меня шокировало, что красная пятиконечная звезда соседствует здесь с крестом, а звезда Давида с полумесяцем.
Я попробовал было обратиться за разъяснениями к своим конвоирам, но очень скоро убедился, что эти невежественные ребята не обладают обширными познаниями в данной области. Более того, священные знаки повергают их в страх и трепет. И двигаются они по этому залу буквально на полусогнутых. Зато вышедшая к нам навстречу из-за колонн троица в белоснежных одеждах ступала по блистающему мраморному полу с уверенностью людей, твердо осознающих всю меру своих властных полномочий. Я решил, что это жрецы, и, думаю, не ошибся. Мои конвоиры тут же пали ниц, потянув за собой стягивающие мои руки веревки, так что и мне поневоле пришлось согнуться в поклоне. Жрецы, по всей видимости, были немолоды. Седые волосы на голове и длинные бороды были почти столь же белоснежны, как одежды. (Из чего я, между прочим, заключил, что эта седина, скорее всего, искусственного происхождения.)
Торжественно прошествовав по залу, жрецы опустились в стоящие у стены кресла. И тут же на сцене появился еще один человек. Этот, в отличие от жрецов, отливал желтизной, в том смысле, что облачение его было расшито золотом и усыпано каменьями самых разных расцветок, от которых у меня зарябило в глазах. Золотой мужик был много моложе серебряных старцев и держался с подкупающей простотой. Он дружелюбно кивнул мне и взмахом руки отпустил моих конвоиров. И пока раболепные стражники пятились к двери, боясь видом своих затянутых в кожу ягодиц осквернить взоры жрецов, я успел оценить диспозицию. Похоже, меня привели на суд. Причем жрецам, скорее всего, отводилась роль судей, а золотой мужик выступал в роли прокурора. Во всяком случае, допрос подозреваемого начал именно он:
— Имя?
— Вадим Чарнота. Двадцать девять лет. Холост. Не судим.
— Зачем вы убили верховного жреца Ширгайо?
— Во-первых, я не знал, что он верховный, а во-вторых, я его не убивал.
— Но вы проникли в его покои. С какой целью?
— Это случилось помимо моей воли, я заблудился.
— В храм вы тоже попали случайно?
— Можно сказать и так.
Белоснежные старцы хранили величественное молчание, по их одеревеневшим лицам трудно было понять, что они думают о столь бездарно лгущем молодом человеке. Зато прокурор в золотых одеждах не стал скрывать от меня своего разочарования.
— Мы теряем время, царевич Вадимир. Вы совершенно напрасно испытываете терпение жрецов храма, поверьте, оно не беспредельно.
— Я не царевич.
— Вы опять лжете, ваше высочество. Достаточно взглянуть на вас, чтобы убедиться собственными глазами — вы сын Аталава.
— Но я не из вашего мира.
— Мы это знаем, царевич Вадимир. Но это ровным счетом ничего не значит. Вы отказались выполнить просьбу Ширгайо, а когда он попытался вас усовестить, вы его убили. Вот уж воистину достойный сын царя Аталава.
— А что, папа был суров в быту?
— Ваш отец, царевич Вадимир, был великим завоевателем. Вы, вероятно, слышали об Аттиле?
— Так это Аттила был моим отцом?
— Разумеется. И царь Аттила и верховный жрец Ширгайо возлагали на вас большие надежды. К сожалению, пока вы их не оправдываете.
Вот ведь странные люди. Они возлагали надежды! А я-то тут при чем? Да мало ли в этом мире детей, которые не оправдывают надежд своих родителей. Я даже полагаю, что этих самых неоправдавших гораздо больше, чем оправдавших. А происходит это по той простой причине, что у многих родителей, прямо скажем, завышенные претензии к своим скромным от природы чадам. Я попытался донести эту мысль до почтенных судей и рассудительного прокурора, но понимания не встретил.
— К вам это не относится, царевич Вадимир. Сам факт того, что вы находитесь в этом храме, служит неопровержимым свидетельством вашей природной одаренности.
— Но я ведь сюда не стремился. Я оказался здесь по несчастливой случайности. И, уж разумеется, я никого не убивал.
— Тогда, быть может, вы нам скажете, кто убил Ширгайо?
— Понятия не имею. Ищите, кому это выгодно.
Мои слова вызвали замешательство среди судей, и даже громогласный прокурор отвел глаза. Похоже, этой четверке смерть великого жреца не нанесла большого ущерба. И именно поэтому они столь поспешно пытаются найти козла отпущения, дабы обелить себя в глазах народа. А тут вдруг, на их счастье, сваливается олух царя небесного, который по всем параметрам как нельзя более подходит на роль злодея и убийцы.
— Мы уже нашли убийцу великого праведника Ширгайо, царевич Вадимир, — быстро обрел себя после моего демарша прокурор. — Вопрос лишь в том, какого наказания вы достойны за совершенное злодеяние. На острове Буяне атлантов до сих пор не казнили.
— Это за что же им дарована такая льгота?
— Считается, что нашими поступками управляют боги. Но вы, царевич Вадимир, своим святотатством поставили под сомнение эту древнюю истину. Есть подозрение, что сын благородного Аталава встал на сторону темных сил. Доказать свою невиновность вы можете только одним способом…
— Пойти туда, не знаю куда, и принести то, не знаю что? — прервал я на полуслове своего красноречивого собеседника.
— Вы даже более осведомлены, царевич Вадимир, чем мы до сего времени полагали.
— А если я откажусь?
— В таком случае мы вынуждены будем послать вас на куй.
— Куда послать? — ошарашенно переспросил я.
— На куй.
В эту минуту мне показалось, что мы с прокурором не совсем понимаем друг друга. И под этим самым куем предполагаем совершенно разные вещи. Возможно даже, принципиально разные. И, как вскоре выяснилось, я был абсолютно прав в своих сомнениях. Речь шла о божественном огне, то есть молнии, которой бог природных сил Раман, он же Перун, карает людей, преступивших божеские и человеческие законы. Правда, случается, что занятый небесными проблемами бог мешкает с исполнением просьбы своих жрецов, и тогда провинившегося сажают на кол, который тоже называется куем. От этой подмены сила божественного проклятия, по мнению жрецов, не ослабевает, и человек, либо убитый молнией, либо посаженный на куй, лишается не только жизни, но и привилегии на счастливую загробную жизнь.
Сложность была в том, что я понятия не имел, чего хотят от меня эти люди. И у меня создавалось впечатление, что они и сами весьма смутно представляют, куда и зачем меня посылают. Столь заумно сформулированное задание могло быть как и очень простым в исполнении, так и очень трудным, а то и вовсе не реализуемым. И всё-таки это был шанс. Тогда как альтернатива меня просто пугала. Человек я неверующий и поэтому с утратой права на счастливую загробную жизнь как-нибудь примирился бы, но вот закончить жизнь на колу мне нисколько не улыбалось.